взращивал свою гордость на сыплющихся на него комплиментах, тешил тщеславие ложной свободой, которую получаешь, переступив любые запреты и нормы. И это успешно помогало ему не замечать безнравственности собственной жизни, не обращать внимания на осуждающие взгляды тех, кто догадывался о его ремесле и почитал за морального урода.

«Убийца». Он научился гордиться этим словом, своим мастерством, тем, что он стал лишь неуловимой тенью. Тем, кто решал, кто будет жить, а кто умрёт. Равным богам. И даже выше – те не имели реальной власти на земле. А Айзек имел. И ещё какую – самую страшную и самую развращающую власть – дарить и отнимать жизни. И он получал от этого удовольствие. Лёгким движением руки оборвать существование какого-нибудь никчёмного создания или весьма влиятельного джентльмена – и попробуй потом найди того, кто неслышней ветра, стремительней горного потока, опасней и безжалостней хищного зверя.

А те, кто сочтут его монстром, пусть сами для начала попробуют прожить его жизнь, побороть всех его демонов, пройти через все его страхи и терзания, а потом осуждают… Пусть попробуют обернуть по-другому ту борьбу с самой судьбой и обстоятельствами, которые так усиленно толкали его на Дорогу Крови. А потом уже презрительно кривят губы, шепча: «Убийца»…

* * *

В тот день ему исполнилось двадцать. И он вовсе не печалился о том, что однажды попал в Орден, ставший ему домом. Айзек давно запретил себе думать о родителях и о том, во что верил когда-то. У каждого в жизни своё ремесло. И раз судьбе было угодно, чтобы его мастерство сосредоточилось на тонком острие стилета, он доведёт его до совершенства, став просто бесшумной, смертоносной тенью, неуловимой и беспощадной.

Да, Айзек был вполне доволен своей жизнью. Он научился убивать, не задумываясь о том, что разрушил чьи-то мечты и планы на будущее, причинил неизбывное горе родственникам и друзьям убитого. Он выполнял всё приказанное ему учителем, не задавая вопросов и не стремясь узнать об указанной ему жертве нечто помимо того, что необходимо для выполнения задания. Мареун мог быть уверен – уж если у кого и не будет промахов и неудач, так это у его талантливого, хотя и несколько заносчивого ученика Айзека.

Перебраться через забор и проникнуть в дом было парой пустяков. Осторожно ступая по полутёмному коридору, который он дотошно изучал по нарисованным учителем схемам, парень добрался до приоткрытой двери в библиотеку и заглянул внутрь. Хозяин дома сидел у камина, спиной к нему. Стоящий посреди комнаты стол был завален картами и рукописями, а тянущиеся вдоль стен полки занимали пергаментные свитки и, судя по щедро украшенным узорами кожаным переплётам, невероятно дорогие книги. Как и сказал учитель, давая это задание Айзеку, его жертва ложилась спать поздно, засиживаясь за своими книгами чуть ли не до утра. И парень мог его понять – в этой библиотеке определённо было немало книг, за которыми и сам убийца не прочь был бы скоротать ночь-другую, но Мареун дал чёткое указание – убрать хозяина дома и ничего не трогать, и Айзек не мог его ослушаться.

Тихо прикрыв за собой дверь, парень стремительно пересёк комнату. Легко выскользнувший из рукава стилет послушно лёг в руку.

– Добрый вечер.

Хозяин дома вскочил с кресла и в испуге обернулся.

– Кто вы?

Айзек мазнул равнодушным взглядом по покрытому морщинами лицу, по редеющим седым волосам, лишь на мгновение взглянув в полные ума и энергии, несмотря на преклонный возраст, глаза своей жертвы.

– Мареун передаёт вам послание. Вернее, с вашей помощью он хочет передать послание вашему сыну.

Старик выронил книгу.

– Вы убьёте меня?

Парень мгновенно очутился рядом и схватил за горло.

– Ваш сын виноват в этом. В следующий раз он как следует подумает, прежде чем бросать в темницу одного из нас.

Старик попытался разжать железную хватку убийцы, но ему было не справиться с крепким молодым парнем. Безвольно опустив руки, хозяин дома прохрипел:

– Это малая цена за то, чтобы избавить мир хоть от одного из вас. Я надеюсь, что ты сам окончишь свои дни в цепях, бессердечный монстр. Будь проклят весь ваш Орден! Будь ты проклят!

Айзек и бровью не повёл.

– Можешь говорить всё что угодно. Это всего лишь слова, и они меня не тревожат. Мне приказано убить тебя, и я сделаю это.

– Я буду рад умереть ради своего сына!

– Тем лучше. – Парень приставил стилет к груди старика.

– Что вы делаете?! – Звонкий детский голосок заставил Айзека вздрогнуть.

Не разжимая хватки на горле жертвы, парень обернулся и увидел девчушку лет семи – босая и в одной ночнушке, она стояла у двери, прижимая к груди пучеглазую куклу с торчащими во все стороны соломенными волосами.

– Зачем вы пришли к нам? Вы хотите убить нас? – Девочка таращила испуганные глазёнки на незнакомца и стилет в его руке.

– Пожалуйста, заклинаю вас, во имя всех богов или во что вас там учат верить в этом вашем Ордене, не троньте мою внучку! Она всего лишь дитя! – Айзек бросил недовольный взгляд на старика и обнаружил, что он, только что готовящийся так храбро принять смерть, смаргивает слёзы. – Делайте что хотите со мной, но пощадите ребёнка.

«Свидетелей всегда нужно убирать. Тем более тех, на чьих глазах погибли родственники. Почти наверняка они однажды станут проблемой, придя искать мести. Не оставлять никого, кто хотя бы случайно видел убийство, в живых – вот что вы должны всегда помнить», – слова Мареуна всплыли откуда-то из глубин памяти.

Парень оттолкнул старика, и тот упал на пол.

– Ты сказал, что твоя смерть – малая цена за то, что сделал твой сын. А как насчёт её смерти? – Убийца не спеша подошёл к девочке, которая лишь испуганно смотрела на него, и схватил за плечо. – Я убью её первой.

– Заклинаю тебя, если в тебе осталась хоть капля человеческого, не причиняй ей вреда. Она самое дорогое, что есть в моей жизни! Ты ещё слишком молод, чтобы понять, что чувствуешь, когда твой ребёнок в опасности. Но если бы кто захотел убить твоих родителей?..

– У меня нет родителей, – бросил Айзек.

– Ты ведь ещё так юн, так неужели в тебе уже не осталось ни капли жалости? Отпусти её и убей меня – ведь именно за этим тебя послал учитель? – Старик умоляюще протягивал руки к парню. – Отпусти мою внучку.

Айзек на мгновение засомневался: Мареун действительно ничего не говорил про то, что в доме будет ребёнок. Он сказал убить старика и лишь прибавил, что это испытание