как нельзя лучше подходит для его самого преданного и надёжного ученика, так как окончательно докажет его верность Ордену. Окончательно докажет…

Нехорошее подозрение закралось в душу парня – Мареун нарочно не сказал ему, что придётся убить ещё и ребёнка. Это было последнее, самое сложное испытание перед посвящением. Так же, как и первое. Айзек лишь однажды убил ребёнка – тогда, в Доме Первого Испытания – и едва не сломался после этого. То убийство до сих пор являлось ему в опустошающих душу кошмарах по ночам. И вот теперь учитель решил удостовериться, что это слабодушие выветрилось из ученика окончательно.

Убийца сжал зубы и приставил стилет к шее девочки. Почувствовав холодное острие, малышка выронила куклу и подняла на Айзека доверчивые и испуганные глаза. Они были небесно-голубыми… Их взгляд словно огнём ожёг его, вернув в прошлое, и на мгновение парню показалось, что он снова стоит с занесённым стилетом над своей первой жертвой – мальчиком, чьего имени он так и не узнал. Сделал ли он тогда правильный выбор? Он был слишком мал, чтобы рассуждать об этом. Но теперь-то он уже вырос. И судьба снова предоставляет ему точно такой же выбор: убить или пощадить и быть самому убитым. Только на этот раз учитель не стоит за дверью. Возможно, если Айзек попытается скрыться, посланные Мареуном убийцы не найдут его? Хотя это было весьма сомнительно. Вряд ли ученик сможет перехитрить своего учителя и стаю верных вышколенных преследователей.

Айзек почувствовал, как предательски затряслись руки, и покрепче стиснул рукоять стилета. Что за глупые мысли? О чём тут вообще можно рассуждать – выполнить задание, и дело с концом! Он уже вовсе не так слаб, и какой-то там ребёнок не сможет остановить его – истинного убийцу. Но глаза его первой жертвы – незаживающая рана на сердце, несмотря на прошедшие годы, его тайные терзания и стыд за содеянное, его ночные кошмары – снова смотрели на него и снова молили о пощаде. Почему же эта девчонка не кричит, не вырывается – так бы она дала ему повод побыстрее прикончить её, а просто стоит и смотрит на него своими бездонными и такими доверчивыми глазами?

– Тёмные духи побери! – прорычал Айзек, отшвырнув от себя малышку. – Проклятье! Я не могу…

– Спасибо тебе, мальчик! – прошептал старик, прижимая к себе внучку.

– Я тебе не мальчик. Я твой убийца! – рявкнул Айзек.

– Я знаю. И я готов умереть.

Парень схватился за голову.

– Они разрежут меня на куски, когда узнают, что я отпустил её. А одной ей всё равно не спастись… – Айзек помолчал. Предать учителя – такое ему не снилось и в самых страшных кошмарах. – Возьми её, и немедленно уходите из города. Твой сын – могущественный человек. Даже нам до него не добраться просто так. Спрячьтесь у него, расскажите обо всём, пусть он утроит свою охрану. Тогда вас, возможно, не достанут. Тогда, возможно, вы спасётесь. Это ещё не конец, поверьте мне. – Убийца покачал головой и пристально посмотрел в глаза старику. – Они пришлют другого – не такого трусливого и слабовольного.

– Ты очень смел. Я знаю, под какой удар ты ставишь себя, отпуская нас. Спасибо.

– Убирайтесь, пока я не передумал, – зарычал Айзек и с силой вогнал стилет в стол. – Убирайтесь!

Из окна библиотеки парень видел, как старик наспех седлал коня и, наконец, управившись с этим, подсадил внучку и обернулся на дом. Айзек тут же отступил вглубь комнаты – он не хотел видеть благодарность в глазах отпущенной им жертвы, ибо эта благодарность была смертным приговором ему самому. Лучший ученик Мареуна только что собственными руками сломал себе судьбу, совершив непростительный, по меркам Ордена, проступок. А ведь он так гордился собой, был уверен, что он – непревзойдённый мастер, способный выполнить любое, самое опасное задание. И вдруг такая глупость: отпустить жертву, которая даже сопротивляться-то была не способна. Это было под силу и не обученным как следует первогодкам.

Айзек со злостью сошвырнул со стола карты и бумаги. Слабак! Трус! Предатель! Откуда взялась в его сердце эта жалость? Эта неспособность переступить придуманную им же самим границу: не убей беззащитного ребёнка? Айзек был уверен, что вырвал из своего сердца все те благочестивые принципы, что жили в нём когда-то. Что ж, видимо, он недостаточно старался стереть их из памяти, оказался недостаточно предан своему учителю, раз посмел пойти против его воли. И это перед самым посвящением! Ещё чуть-чуть, и он бы из ученика превратился в мастера – признанного магистрами убийцу и шпиона. И уже на него смотрели бы с восхищением приходящие в Орден мальчишки. Но теперь этому не бывать никогда. Он сам разрушил свою жизнь из-за какой-то девчонки. Какая глупость! Какая непростительная слабость…

Айзек пинком опрокинул кресло, в котором ещё так недавно сидела его несостоявшаяся жертва, и остановился посреди комнаты, тяжело дыша и пытаясь унять бушевавший внутри него гнев на самого себя. Ну и куда ему теперь идти? Парень подобрал с пола одну из карт и разложил на столе. У него в этом мире нет никого, кроме учителя и соучеников, которых и товарищами-то не назовёшь. Он не может вернуться назад – наверняка кто-то из снующих по городу соглядатаев увидит удирающих старика и малышку, а значит, незадачливого ученика схватят, стоит только ему появиться. Довериться кому-то из парней, рядом с которыми он рос столько лет, он тоже не мог, равно как и попросить у них помощи – в них воспитывали верность учителю и магистрам Ордена, но не друг другу – они без раздумий воткнут ему нож между лопаток, выполняя свой долг «убить предателя».

Предатель… Айзек сжал кулаки. Вот кем он стал – лучший из лучших, хитрый и сообразительный, хладнокровный и безжалостный. Тот, на кого магистры и учителя возлагали такие надежды. Тот, за чьей спиной прочие ученики шептались, что он слишком гонористый, но втайне мечтали походить на него, быть у своих наставников на таком же хорошем счету. И вот за минуту всё рухнуло.

– Хватит причитать! – сквозь зубы приказал Айзек самому себе. – Надо убираться отсюда, если ты, конечно, не решил дождаться здесь своих палачей.

Сложив карту, парень сунул её в карман и снял со стены меч в ножнах. Вытащив клинок, Айзек придирчиво осмотрел его – не самое лучшее оружие из тех, что ему доводилось держать в руках, но в его положении далеко с одним стилетом не уйдёшь. Опоясавшись мечом, парень выдернул из стола свой верный стилет, взял с камина масляную