ее. Ой, простите, месье Ульрих, я опять впадаю в грех, осуждаю ближнюю свою!

– Если вы раскаиваетесь в этом, то вы уже на пути очищения. Рассказывайте дальше, но старайтесь не злословить.

– В прошлом году Полетта судилась с вдовой шорника, которая будто бы не вернула долг своего мужа. Но наши женщины говорили, что Полетта просто рассердилась на нее, так как вдова шорника, чей дом стоит около ее дома, не захотела уступить ей маленький садик, который находился в их общем владении на заднем дворе. На суде Полетта добилась своего – вдова шорника должна была вернуть ей долг, а садик перешел к Полетте как вознаграждение за то, что долг не был возвращен вовремя.

Молитва протестантов. Неизвестный художник XVI века

Ульрих молча покачал головой.

– Ну, а вы чем не угодили Полетте? – спросил он затем.

– Я не знаю, месье. Может быть, она потому разозлилась на меня, что я не захотела слушать ее рассказы о том, кто и как из наших женщин изменяет своим мужьям, – это любимая тема ее разговоров. Полетта и про себя начала мне рассказывать, как она обманывала мужа с подмастерьем, который снимает комнату у них в доме. Я попросила Полетту не говорить мне о таком, – ни о ней, ни о других. Она страшно обиделась на меня и сказала, что напрасно я корчу из себя святошу и хочу показать себя лучше прочих. Она, мол, еще поймает меня на каких-нибудь проделках и докажет, что я напрасно задаюсь и важничаю. Вскоре после этого Полетта принесла мне кусок шерстяной ткани и попросила сшить юбку. Я подумала, что Полетта угрожала мне в горячности, не со зла, а после раскаялась и решила загладить свою вину таким образом. А заказ ее был мне нужен: у меня уже почти не осталось еды, и я не знала, чем буду кормить детей через два-три дня. Я с радостью взялась шить, – и вот, что из этого вышло…

Аннета заплакала и отвернулась от Ульриха, чтобы он не видел ее слез. Ульрих почувствовал, что и сам сейчас заплачет. Откашлявшись, он сказал:

– Я обязательно переговорю с Полеттой и постараюсь ее усовестить.

– Ах, отец, – извините, месье Ульрих, – если ей что-то пришло в голову, то ваши слова на нее не подействуют! Простите, что я вам говорю это. Я вас очень уважаю, но Полетта только еще больше разозлится, если узнает, что я обратилась к вам за помощью, – грустно произнесла Аннета, вытирая глаза простым холщовым платочком.

– Послушайте, сестра, а у кого Полетта купила этот кусок шерстяной материи? Или он хранился у нее дома? Вы не знаете? – спросил Ульрих, озаренный какой-то мыслью.

– Она купила его у суконщика. Она хвасталась, что заплатила за эту шерсть целый золотой. Обманывала, конечно, – на золотую монету она могла бы пошить платье, и не простое, обыденное, а выходное, на долгие годы, – Аннета убрала платочек в рукав и стеснительно посмотрела на проповедника, ей было неловко, что она плакала при нем.

– Это замечательно, что она купила шерсть у суконщика! – просияв, воскликнул Ульрих. – У него, конечно, записано, когда, кому и сколько ткани он продал. Пойдите к суконщику, сестра, и попросите его, чтобы он сделал для вас выписку из своей книги продаж относительно того куска, что купила Полетта. Потом отнесите эту выписку судье и потребуйте от него, – да, да, потребуйте, – чтобы он велел своим приставам доподлинно узнать у лучших швей города, сколько шерстяной материи уйдет на пошив такой же юбки, которую вы сшили Полетте. А после пусть сравнит то, что скажут швеи, с тем, что было записано в книге суконщика. И, если Полетта не оставила части ткани себе…

– Нет, нет, месье, она отдала мне весь кусок! – поспешно сказала Аннета. – Он был завернут в холстину и перевязан бечевкой, – так обычно упаковывает суконщик то, что он продает.

– Отлично. Да, а пошитая вами юбка, где она? – спохватился Ульрих. – Сначала ведь ее нужно будет измерить, чтобы приставы могли пойти к швеям, а лучше пусть отнесут им эту юбку.

– Юбку Полетта сама принесла в суд как доказательство. Юбка у судьи, – ответила Аннета.

– Превосходно! Все складывается очень хорошо. Я уверен, что вы будете оправданы, сестра, – Ульрих машинально коснулся руки Аннеты своей рукой, но тут же отдернул ее и страшно смутился. Аннета тоже вдруг покраснела, как молодая девушка.

* * *

– Месье Ульрих, – говорила Аннета через неделю, – спаси вас Христос за меня и моих детей. Суд полностью оправдал меня. Приставы показали швеям юбку, которую я сшила для Полетты, и те сказали, что на нее должно было уйти гораздо больше ткани, чем Полетта купила у суконщика. Они просто не поверили, когда им сообщили, из какого маленького отреза шерсти была в действительности сшита та юбка, и заявили, что не взялись бы за такую работу. Судья меня полностью оправдал и еще приказал Полетте, чтобы она выплатила мне штраф за клевету. Спаси вас Христос, месье Ульрих.

– Все добро на земле совершается во имя Христа, и тот, кто творит добро, носит в себе частицу духа Его, – отвечал Ульрих.

– Да, месье, и в вас, воистину, есть эта частица духа Христова! – Аннета снизу вверх посмотрела на Ульриха.

– Нет, нет, речь не обо мне, – запротестовал он. – Мне еще очень далеко до настоящего христианина!

– Но для нас вы пример истинного христианина, – возразила Аннета.

– Спасибо вам, сестра, за добрые слова… Значит, все улажено? – перевел он разговор на другую тему.

– Да, месье.

– А как Полетта отнеслась к приговору суда?

– Ой, она ужасно разозлилась и, когда вышла на улицу, ругалась так, что солдат, проходивший мимо, открыл рот от удивления! – засмеялась Аннета.

– Мне надо обязательно с ней поговорить, – сказал Ульрих. – Вижу, что она идет по дороге греха.

– Я боюсь, месье, как бы Полетта не начала мстить мне. Она ни за что не простит мне эту историю с юбкой, – вздохнула Аннета.

Ульрих призадумался. Сложив руки на груди, он теребил большую застиранную манжету своей старой куртки. Не поднимая глаз на Аннету, он вдруг выдавил из себя:

– Выходите за меня замуж, я не дам вас в обиду.

– Простите, месье? – она решила, что ослышалась.

– Выходите за меня замуж, Аннета, – повторил он уже увереннее. – Правда, я совсем не богат, но все, что у меня есть, я отдам вам.

– Но, месье, – совершенно растерялась она, – у меня трое детей, и я не молода, – скоро мне исполнится двадцать пять…

– Ваши дети будут моими детьми,