— Что у тебя за фотоаппарат? — спросил Звягинцев уИоны.

— Профессиональный, — Иона вытащил из сумки«Никон». — Так что все будет в лучшем виде…

— Ну, о лучшем виде здесь говорить неприходится, — меланхолично заметил Юрик Серянов. — Вон как егопочикали, даже ковер промок…

— Без комментариев, пожалуйста, — поморщилсяЗвягинцев. — Значит, так. Иона: сделаешь максимальное количество снимков…

— Максимальное — это какое?

— Максимальное — это максимальное. Сколько у тебякадров в пленке?

— Чистых — десять.

— Вот десять и сделаешь.

Последующие пятнадцать минут Иона занимался фотографированиеми даже проявил к этому творческий подход: из угла к трупу была перенесенанапольная лампа, а со стены в ванной было снято бра. После того как Иона отснялмертвого Шмаринова, наступила очередь ножа.

— Это и есть орудие преступления? — спросил не в мерулюбопытный Юрик Серянов с завистью в голосе. — Отличная игрушка. Рукояткакостяная, да?

— Не знаю. Установим позже.

— Действительно, хорошая вещь, — поддержал ЮрикаВлад. — Редкая. Таких ножей — раз, два и обчелся. Если он вообще куплен неза границей. А может, и за границей. Скорее всего в Кисуму… Похоже, что так.

Такая категоричность удивила Звягинцева. Равно как и ,название, которое произнес Влад.

— Это еще что за Кисуму?

— Город в Кении, — снисходительно сказалспасатель. — Там как раз изготовляют такие ножи. Или примерно такие.

Из рогов ориксов.

— Из чего? — почтительно переспросил Звягинцев.

— Орикс — это антилопа. И из их рогов делают такиерукоятки. Там целый промысел, в Кисуму.

— Откуда у тебя такие познания, Влад?

— Здесь у нас один мужик катался. Так вот, у него былпочти такой нож, рисунок, конечно, другой, но материал и форма лезвия — всесовпадает. Этот парень и рассказал мне о Кисуму. Он профессиональный охотник инесколько раз был на сафари в Кении.

— Ну, спасибо за информацию, Влад.

— Да не за что.

— Когда ты проявишь фотографии? — снова обратилсяЗвягинцев к Ионе.

— А когда нужно?

— Чем раньше, тем лучше.

— Ну, тогда сегодня.

— Отлично. Ну все, друзья мои, больше я вас незадерживаю…

— А девушка? — спросил Влад, видимо, ему не давалапокоя судьба его соратницы по кегельбану.

— Она сейчас в изоляторе.

— Предварительного следствия? — взволновалсяЮрик. — Ее что, подозревают? Она же вчера…

— У доктора в изоляторе. Но навещать ее не рекомендую.

— А родственникам сообщили? — спросил Иона. —Ольге, Марку? Все-таки это ее отец…

— Не нужно проявлять инициативы, — Звягинцевнахмурился. — Я сам им сообщу. И до моего визита прошу их не беспокоить.Дело очень серьезное, как вы сами видите. Поменьше болтайте, и так все череззадницу идет. А теперь еще снег… И перевалы закрыты. Как думаете,профессионалы, насколько вся эта бодяга затянется?

— Ну дня на два как минимум, — уверенно сказалЮрик.

— Это точно, — Звягинцев сморщился, как от зубнойболи: сидеть двое суток с трупом на руках, прекрасно понимая, что каждый часотодвигает от него истину, затягивает ее прочной узкой пленкой… Единственное,что утешало Звягинцева, это то, что нынешний не ко времени подоспевший буран —обоюдоострое оружие. И убийца никуда не денется с базы.

Все это время он будет здесь.

Он и сейчас здесь.

От осознания этого Звягинцев почувствовал легкое покалываниев пальцах.

— Можно вопрос, шеф? — неожиданно спросил Влад.

— Валяй, — промямлил сосредоточенный на своихмыслях Звягинцев.

— Можно нескромный?

— Валяй нескромный.

— Вот я за вами наблюдаю… Почему вы все время чешетеяйца?

— Что? — Двухдневная седая щетина Звягинцева,клочьями растущая на поросячьих щеках, покрылась легким румянцем.

— Ну, не чешете… Почесываете. Это как-то выглядит…

Даже откровенное хамло Иона никогда не доставал его так, каксейчас достал скрытое хамло Влад. А впрочем, ты сам виноват. Пал Палыч: будьосторожен, следи за собой! Не хватало еще, чтобы при ответственном моментеопроса свидетелей ты запускал руки в пах и шокировал юных дам.

— Ничего я не чешу. И не почесываю. Я простомаксимально сосредоточен на обстоятельствах дела. А вы бы шли отсюда,ей-богу!..

— Ага, значит, это означает максимальнуюсосредоточенность. — Влад провел очередной удар. — Что-то вродетрубки Мегрэ. Теперь понятно.

— Пошли, пошли отсюда.

Влад осклабился, а Юрик подмигнул Пал Палычу: держись,старина, мы на твоей стороне. Весь этот бессмысленный разговор, да еще на фонележащего на полу трупа, начинал сильно действовать на нервы Звягинцеву.

Он почти в шею вытолкал спасателей, еще раз посоветовавнапоследок держать язык за зубами: это в ваших же интересах, ребята. В ваших и«Розы ветров». Такой прискорбный факт, как убийство, нужно нести достойно, какнес свой крест Иисус Христос.

Влад и Юрик вышли из номера. И только Иона задержался. Онвсе еще не мог оторвать взгляда от лица мертвого Шмаринова. Иона рассматривалего так внимательно, что даже Звягинцев разволновался.

— Ну что ты на него пялишься? Никогда не видел мертвых?

— Нет, не в этом дело. Это ведь ее отец.

— Да. Прискорбно.

— А она обещала познакомить меня с ним. Представить вкачестве брата мужа. Не успела.

— Да. Прискорбно, — снова повторил Звягинцев.

— Я сделаю фотографии, шеф.

— Надеюсь.

…Оставшись один, Звягинцев приступил к заключительной частиоперации. Взяв в бильярдной кусок мела, он очертил контуры лежащего на ковреШмаринова. Дверь была оклеена скотчем, позаимствованным у Ивана, а телопокойного бизнесмена было временно перенесено в одну из пустых морозильныхкамер при ресторане. Звягинцев понимал неудобства такого шага, но и оставитьШмаринова в теплом номере в самом сердце отеля не мог: неизвестно, когдаприбудет опергруппа. Юрик, знавший толк в метеорологии и особенностях здешнегоклимата, отпустил бурану два дня. Но нет никакой гарантии, что он не продлитсядольше.

Закончив работу в номере, Звягинцев, груженный пакетами свещдоками, вернулся к себе.

Дрянная история.

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день.