— Похоже, я вас недооценил, — откровенно призналсяМарк.

Удовольствие Звягинцева достигло высшей точки, и потзаструился градом. Чтобы хоть как-то унять его, Звягинцев промокнул физиономиютем же грязным носовым платком, при помощи которого извлек нож из пакета.

— Значит, Шмаринов назвал свой нож в честь бога удачи…

— В честь бога войны, — ненавязчиво поправил Марк.

— Разницы нет. В честь бога войны, который приноситудачу. А Шмаринову нужна была удача в делах.

— Полагаю, что так.

— Мог этот нож быть талисманом, как вы думаете, Марк?

Талисманом или амулетом?

— Мне трудно сказать.

— Дело в том, Марк… Я внимательно осмотрел его вещи.

Кроме денег, кредиток и папки с документами — ничего. Нибритвы, ни носового платка, ни полотенца, ни даже зубной щетки. Если он не взялвсего этого, самого необходимого с точки зрения любого здравомыслящегочеловека, то почему он взял нож? Вещь совершенно необязательную.

— Я не знаю.

— Он мог взять нож только в одном случае, —Звягинцев назидательно поднял вверх толстый палец, — только в одном. Еслидействительно считал его талисманом. И случай подходящий: полная неизвестностьс женой. И эта неизвестность способна свести его с ума. Ведь он обожал своюжену, правда?

— Обожал не то слово, — лицо Маркапомрачнело, — он жить без нее не мог.

— Вот видите! Вряд ли он вытаскивал его из сумки поприезде, вы как думаете?

— Не знаю. Я, во всяком случае, его не видел.

— Так как получилось, что именно этот нож — егособственный нож, который лежал в сумке, — использовали в качестве орудияубийства?

— Вы у меня спрашиваете?

— Да.

— Я уже сказал вам. Я не знаю. — По лицу Маркапробежала тень. «Что-то ты стал волноваться, парень», — неожиданно длясебя подумал Звягинцев.

— Для того, чтобы им воспользоваться, его нужно быловытащить. Или хотя бы знать, что он там! Судя по всему, нападение произошло неожиданно,и борьба велась подручными средствами. — Звягинцев перехватил взгляд Маркаи тотчас же вытащил руку из паха. — Я бы хотел переговорить с вашей женой.

— Зачем? — быстро спросил Марк.

— Как зачем? Ее отец убит, а она даже не знает об этом.

— Я сам скажу ей. — Марк даже поднялся и нервнозаходил по комнате. — Сам. Когда вы уйдете. Потом мы придем к вам. Яобещаю. Вы правы — я должен подготовить ее. Вы даже представить себе не можете,что он для нее значил.

Марк снова переключился на нож. Он внимательно ощупал егоглазами, и зрачки его забуксовали на рукоятке.

— Так когда, вы говорите, приедет опергруппа?

— Как только все образуется с погодой.

— Похоже, что этот нож — ваша единственная улика.

— Не единственная, но самая весомая.

— Понятно… Наверняка на нем остались отпечатки пальцев.

— Не знаю. Об этом судить специалистам.

— А вы, стало быть, не специалист? — Марк растянулгубы в иронической улыбке.

— Не такого широкого профиля, — еще ироничнееулыбнулся Звягинцев и перевел тему:

— Отец Ольги ведь женился на ее подруге, да?

— Да, — нехотя сказал Марк.

— Вопрос, конечно, щепетильный… Но в каких отношенияхони были?

— На что вы намекаете? Они были в прекрасныхотношениях, — Марк даже повысил голос.

— Верю. — В голове Звягинцева вдруг забрезжилнеясный свет; какая-то смутная догадка показывала ему язык издалека. Но ихприроду — и света, и загадки, — он понять не мог.

— Они близкие подруги, еще со школы. Просто такполучилось. Конечно, Ольге сначала было несколько неловко, но потом она смириласьс обстоятельствами.

— Смирилась или приняла как данность?

— Смирилась, приняла как данность — какое это имеетзначение?

— Вы правы, никакого.

Они на некоторое время замолчали, разглядывая друг друга,как борцы сумо перед схваткой. И в полной тишине раздался звук поворачиваемогоключа: дверь в ванную приоткрылась. Марк, до этого сидевший в своем креслесовершенно спокойно и даже вальяжно, моментально вскочил с места, как будтоподброшенный катапультой. Один гигантский прыжок — и он уже оказался у двери,ведущей в ванную. И спустя секунду скрылся за ней.

Звягинцев, проклиная все на свете — и прежде всего самогосебя, — мелкой рысцой протрусил следом за Марком и приложил к дверимохнатое ухо. Вот, в бога душу мать, чем приходится заниматься на старости лет!

Старания Звягинцева оказались почти напрасными: скорее всегопредусмотрительный, знающий человеческую психологию (а иначе тебе никогда недобиться поста коммерческого директора, парень!) Марк вывернул в ванной всекраны, и до Звягинцева вначале доносился только шум воды. Но, приноровившись,он смог услыхать обрывки разговора между супругами.

— Кто там, Марк? — Голос Ольги был жалобным исовершенно бесцветным.

— Это ко мне, кара. Маленький утренний визит.

— От папы? По поводу сегодняшнего отлета?

— Да.

— Может быть, мне нужно выйти, поздороваться?

— Господи, это совсем не обязательно. Тем более чточеловек уже уходит…

— Мы летим сегодня?

— Пока неизвестно… Я должен что-то сказать тебе, кара…

Не сейчас, потом…

— Марк… Марк, мне кажется, я не могу отмыться… Я стоялапод душем целый час… Я не знаю, не знаю, откуда это, Марк…

— Не переживай, мы все решим, кара. Я прошу тебя…Сейчас я выйду, а ты побудь здесь…

— Но почему?

— Так надо… Ты веришь мне?

— Конечно же, милый… Я только не могу понять… Этипятна…

Конец фразы Звягинцев не расслышал: Марк вывернул краны доупора.

Звягинцев едва успел угнездиться в кресле, когда дверьоткрылась и на пороге ванной возник Марк: он тотчас же прикрыл за собой дверь,как будто захлопнул мышеловку.

— Что-то с женой? — участливо спросил Звягинцев.

— Неважно себя чувствует. Я же говорил: вчера онаперепила.

— Вы сказали ей?

— Нет. Пока нет. Я не могу при посторонних. Я скажу, нобез свидетелей.

Надменно вздернутый подбородок Марка недвусмысленно намекалЗвягинцеву: «Вот тебе бог, а вот порог!» Пора и честь знать. Пал Палыч.

— Ладно. Я пойду, — сжалился наконец-то надМарковым подбородком Звягинцев. — Желаю вам мужества.