Выключил до времени.

Если он — они останутся живы, он снова включит эту часть, ивсе хорошенько обдумает, и даже ударится в самобичевание, и заставит себяпризнать собственные ошибки, но сейчас все это не имеет никакого смысла.

Он чуть не угробил единственную женщину, которая когда-либобыла ему нужна.

Ну что ж. Значит, так оно и есть и в супермены он негодится.

Егор вдруг с силой стукнулся затылком о стену. Потом ещераз. И еще.

В битье головой о стену тоже не было никакого смысла, но онничего не мог с собой поделать.

“Как она кричала? “Придурок”? “Мерзавец”?

Я не только придурок и мерзавец. Я еще и истерик. Совершенножалкая личность”.

Дверь распахнулась, в кухню влетела Лидия в его собственноммахровом халате и босиком. Она была очень бледненькая и страшненькая, от недавнейконьячной красы даже следа не осталось, но зато она уже полностью овладеласобой.

Что за женщина!..

— Слушай, Шубин, — плотоядно сказала она и заглянула в егодымящуюся чашку, — кофе — это здорово. А поесть нечего?

Не дожидаясь его ответа, она полезла в холодильник, чем-тотам зашуршала, что-то смешно понюхала, достала тарелку с белой рыбкой и кусоксыра.

— Ты будешь? — спросила она и, кое-как отрезав кусок рыбы,запихала его в рот. — Я вот что подумала, — продолжала она с полным ртом, — вэтой вашей Пещере чудес наверняка понатыкана масса камер.

— В какой Пещере чудес? — не понял Шубин.

— Ну, в офисе вашем. Там наверняка есть камеры в коридоре.Есть?

— Не знаю, — пожал плечами Шубин — Понятия не имею. Есть привходе. На лестницах есть. А в коридорах — черт их знает.

— Ну конечно есть, — уверенно сказала Лидия и откусила ещерыбы. — Что, если ты пойдешь к своему Тимофею, или кто там у вас главный по камерам,и попросишь показать тебе эти записи? Ты наверняка увидишь, как кто-то заходитв твой кабинет, когда тебя там нет. Вот тебе и будут доказательства. Плюс ещемой компьютер. Он, конечно, ранен, но не убит. А там адрес, из которогопонятно, что человек, который послал мне документы, всячески пытался подвеститебя под монастырь.

— Тебе бы на Петровке работать, — Шубин искренне восхитился,— а не в этой вашей газете. Честное слово.

— Вы заставляете меня краснеть, милорд, — произнесла онасамодовольно. — Ну что? Попробуем?

— Лидия. — Он встал и налил себе еще кофе. — Я не знаю, естьли там камеры, но я совершенно уверен, что даже если они есть, то на них все впорядке. Никто в мой кабинет не входит и оттуда не выходит. Это очень умный,хитрый и предусмотрительный человек. Он ничего не пускает на самотек. В томчисле и камеры.

У нее даже лицо изменилось.

— Не пойдет? — спросила она горестно. — А я была уверена,что это хорошая мысль.

— Это замечательная мысль, — подтвердил Шубин, — ты вообщезамечательная. Вместо того чтобы валяться в обмороке, после того как тебя чутьне застрелили, ты продолжаешь рыть ходы к спасению.

— А как же? — Она выглядела сердитой. — Что теперь,повеситься, что ли?

Они помолчали.

— Слушай, Егор, — начала Лидия, и он понял, что сейчаспоследует очередная сыщицкая идея. — Ну ладно, камеры. Запись можно затереть,кассету выбросить, камеру разбить и так далее. Но есть люди.

— Какие люди?

— Люди, с которыми ты работаешь. Какие-нибудь твоисотрудники. Подчиненные. Охранники, с которыми ты дружишь и которые точнознают, во сколько ты приходишь и уходишь. Есть такие?

— Всякие есть, — согласился Шубин, — только это-то тут причем?

— Да при том, что если есть люди, которым ты доверяешь икоторые совершенно точно выпадают из списка подозреваемых… Есть такие?

— Есть, — ответил он, подумав.

— Ну вот! — Она так махнула кружкой, что из нее на столпролился кофе. — Тебе нужно поговорить с кем-нибудь, кто сидит в офисе столькоже или дольше, чем ты сам. Кто работает на твоем этаже. Кто поздно уходит ирано приходит. Тебе просто нужно подумать, кто именно это может быть. Ипоговорить с ним. Может, этот человек видел того, другого. Может, тот приходил,когда тебя не было на месте. Может, время его прихода совпадет со временем,когда я получила послание. Может, оно совпадет с датами договоров. Ну хоть счем-то совпадет! И тогда ты сможешь предъявить это своему Тимофею, и он тебевсе простит. Вы обниметесь, заплачете, вспомните старые времена…

Она осеклась. Шубин смотрел на нее не отрываясь, как врачсмотрит на тяжелобольного пациента.

— Ты что? — спросила она. — Опять хочешь сказать мне, чтоэто все бред?

— Нет, — медленно проговорил он. — Это не бред. Это совсемне бред. Странно, что я не подумал об этом сразу, это ведь так просто! Прощевсего…

У него так изменилось лицо, что она поставила кружку на столи позвала тревожно:

— Шубин!

Он подошел к раковине и зачем-то открыл воду. И некотороевремя смотрел, как брызги летят ему на живот, на толстую клетчатую рубаху.Потом задумчиво набрал кружку воды и вылил ее себе на голову.

— Шубин!

Он оглянулся с досадой, как будто она оторвала его от оченьважного дела.

— Ты сама не понимаешь, как ты права, — сказал он и смахнулс физиономии воду. Рубаха у него на груди промокла и потемнела, как будто открови. — Я знаю, у кого должен спросить. И я почти уверен, что получу ответ.

— У кого? — спросила Лидия нетерпеливо.

— У Катерины Ивановны. — Он стремительно выбежал из кухни итотчас же вернулся. — Ты можешь поехать со мной. Поедешь?

— Шубин, — сказала Лидия, и голос у нее дрогнул, — я поеду стобой куда хочешь, только не в три часа ночи.

Шубин посмотрел на часы. Потом на нее.

— Пока у нас есть время, ты мне можешь рассказать, кто такаяэта Катерина Ивановна. — Лидия сладко улыбнулась. — Твоя любовница?

Шубин захохотал, запрокинув голову.

— Да! — завопил он и за отвороты халата выдернул Лидию изкресла. — Катерина Ивановна — моя любовница! Вся женская половина офиса —сплошь мои любовницы!

Лидия смотрела ему в лицо очень близко, так близко, чтовидела за очками тонкую сетку морщин и каждую черточку на губах, и чувствовала,как пахнет его толстая дорогая рубаха, и слышала, как он дышит. Как во сне, неотрывая от него глаз, Лидия поставила на стол недопитую чашку, медленнорасстегнула верхнюю пуговицу толстой рубахи и потрогала его кожу. Он был теплыйи очень приятный на ощупь.