Оба Шубина — дед и внук — моментально перестали заниматьсясвоими делами, переглянулись и посмотрели на нее. Она покраснела.

— Спасибо вам, Лидия Юрьевна, — пробормотал дед неуверенно,— поверьте, мне это очень приятно слышать…

— Не каждый день удается услышать, что ты благородный герой,— задумчиво произнес Шубин. — Особенно утром.

— Поджарить яичницу? — спросил дед поспешно. — Будете?

— Будем, — ответил Егор. — Дед, а телефон у нас работает?Или ты его опять выключил, чтобы не травмировать мою тонкую душу?

В кухню вплыла Наталья Васильевна, снисходительнопоздоровалась и оттеснила деда от плиты. Вид у нее был надменный, и Лидию онане замечала, как гордая свекровь неугодную невестку.

— Совместно проведенная ночь стала достоянием гласности, —неслышно шепнул Шубин в ухо Лидии. — Бытовое разложение налицо. Вот и живи тутсемьей…

Лидия фыркнула в стакан с соком и обрызгала собственнуюфизиономию.

Среди всеобщего молчания они быстро и виновато, как парочкастудентов, которая встречается против воли родителей, съели яичницу,поблагодарили величественную спину Натальи Васильевны и вышли из кухни.

Утро кончилось, а вместе с ним мирная жизнь.

Пришло время возвращаться на войну.

— Ты узнал, где живет эта твоя Василиса Петровна? — спросилаЛидия, когда они одевались.

— Да, — ответил Шубин. — Катерина Ивановна. Мои водителинесколько раз ее подвозили. Мои бывшие водители. — Он улыбнулся. — Я утром Пашепозвонил, он мне сказал, где она живет.

— Ну как Паша? Что слышно в Пещере чудес?

— Я не спрашивал, — сказал Шубин холодно. — Меня это вданный момент интересует меньше всего.

Он зашнуровал ботинок, выпрямился, и они некоторое времяпросто смотрели друг на друга.

Потом Шубин отвернулся и хмуро глянул в глубь коридора,смутно сожалея, что никто не болтается рядом с ними и ему все-таки придетсясказать то, чего говорить так не хотелось. И не умел он говорить ничегоподобного.

— Лидия… — начал он, но она быстро перебила:

— Я ничего не стану слушать. Даже не начинай. Что это еще за“Прощание славянки”? Нам бы сегодня на твое седьмое небо не угодить. Вот еслине угодим, ты мне все скажешь. И даже покажешь.

Он еще некоторое время смотрел на нее, то ли сердито, то липечально, потом открыл входную дверь, подтолкнул Лидию в спину и крикнул:

— Дед! Мы уходим!

Когда дед выбежал в коридор, ругая себя за то, что неуследил и они успели собраться без него, дверь уже захлопнулась и только мернопокачивалась серебряная цепочка замка.

— Значит, так, — наставлял ее Шубин, остановив машину. — Тысидишь здесь и ждешь меня. Двигатель ты не глушишь, что бы ни происходило. Дажеесли придет делегация Гринписа и выстроится рядом с требованием прекратитьотравлять окружающую среду. Если я через полчаса не появлюсь, ты уезжаешь в нашофис на Ильинку и пытаешься попасть в пресс-службу. Вряд ли они тебя пустят,но, пока ты будешь на батяниной территории, тебе ничто не угрожает. Поняла?Никаких самовольных действий и никакого бряцания оружием, ясно тебе? Ты неидешь меня спасать, и ты не делаешь ни одной попытки вылезти из машины. Онабронированная, поэтому если в тебя будут стрелять, то сразу не убьют и у тебябудет шанс добраться до Ильинки.

Он помолчал.

— Ты должна дать мне честное слово, что все выполнишь вточности.

— Я все выполню в точности, — ответила Лидия скучнымголосом.

— Честное слово, — подсказал Шубин.

— Честное слово, — повторила Лидия, совершенно уверенная,что это самое слово ни к чему ее не обязывает. — Но ты все-таки постарайсячерез полчаса прийти.

— Постараюсь, — пообещал Шубин и выпрыгнул из машины. Оннемного помедлил, взявшись за ручку двери. — Вряд ли сегодня объявитсяследующий киллер, — сказал он, успокаивая больше себя, чем ее, — а вчерашнийточно ни на что не годен.

Он захлопнул дверь и пошел к подъезду.

Лидия с водительского места следила за ним. Хлопнулакоричневая грязная дверь, Шубин исчез. Как будто подумав, дверь снова немногоприоткрылась. Вышла серая подъездная кошка, уселась на растаявшем крылечке истала вылизывать лапу.

“Если все обойдется, заведу кошку, — решила Лидия. — Приеду,найду эту самую, облезлую, и она будет жить со мной.

Жить-поживать да добра наживать…”

Кажется, она уже сидела вот так в машине, ждала Егора Шубинаи раздумывала, бандит он или просто полоумный. А кругом была непрогляднаязимняя тьма, мела метель, и в той стороне, куда он ушел, раскачивался желтыйфонарь.

“Господи, помоги ему! Помоги ему совсем чуть-чуть, господи,и всю оставшуюся жизнь я больше ни о чем тебя не попрошу…”

С лестничной клетки Шубин посмотрел вниз. Джип спокойностоял под окном, вокруг было тихо. Отсюда не слышно, работает ли двигатель.Шубин очень надеялся, что Лидия указания выполняет и двигатель работает.

Он секунду постоял возле грязного окна, глядя вниз, потомвзбежал еще на один пролет и позвонил.

Глупо гадать, дома Катерина Ивановна или нет, и станет лиона вообще с ним разговаривать, и что выйдет из этого разговора, но он все-такигадал.

За тонкой коридорной дверью зазвучали шаги, и он весьподобрался, локтем проверяя пистолет.

— Кто там?

— Катерина Ивановна, это Шубин Егор Степанович, — ответил оннегромко. — Откроете?

Секундное молчание, колебание, которое он почувствовал каксвое, — и дверь открылась.

— Здравствуйте, Егор Степанович, — поздоровалась КатеринаИвановна. Даже дома она была похожа на бабушку из сказки Андерсена. Егорзажмурился на секунду, как будто вся прошлая жизнь бросилась ему наперерез изаслонила все остальное. Даже дышать стало трудно.

Они стояли, разделенные дверью, и смотрели друг на друга —бледный огромный Шубин с пистолетом, который он все время чувствовал локтем, иандерсеновская бабушка в крахмальном переднике.

— Проходите, — наконец пригласила она. — Я ждала вас раньше,Егор Степанович.

— Ждали? — поразился Егор. — Меня?!

У него даже во рту пересохло от волнения.

— Почему вы так удивляетесь? — спросила она с тихойнасмешкой. — Вы же сейчас ко мне пришли. Значит, вам что-то от меня нужно. Ятолько была уверена, что вы придете гораздо раньше…

— Вы… знаете, о ком я хочу спросить? — запнувшись, произнесЕгор. Слова застревали во рту, как будто он жевал картон.