Поэтому я всегда любил плохие книжки. Те, в которыхговорится, что человек даже лучше, чем он сам о себе думает.

Я сидел на кухне, курил, пил кофе чашку за чашкой. Вреднодля сердца, наверное. Но чего мне бояться, пока я в процессе выбора? И уж темболее когда стану функционалом-куратором.

Ну а если не стану — то мне уже никогда не придетсязаботиться о здоровье.

Телефон лежал передо мной на столе. Кешью, потеревшисьнекоторое время на кухне, понял, что полуночная закуска ему не светит, и ушелспать на мою кровать, подальше от света и курева.

Если у тебя под окнами чадит завод, то можно переехать туда,где нет заводов. Или добиться, чтобы завод закрыли.

Но если отрава разлита в воздухе, если ни в горах, ни наострове посреди океана от нее не спрячешься? Если ее выделяет все вокруг? Еслиона всех устраивает, как галлюциногенный воздух Нирваны несчастных ссыльных?

Тогда что остается?

Прекратить дышать.

Или притерпеться.

Наверное, я сейчас и впрямь силен. Если уж сумел одной пулейуложить не-ангела, древнего и сильного функционала. Если отвесил плюхупочтальону, если не обратил внимание на потуги полицейского. Да еще и весь нашмир зависит от моего благополучия, так что уничтожать меня рискованно.

Наверное, я справлюсь с Котей.

И займу его теплое местечко. Буду захаживать на Тибет, как ксебе на кухню. Прыгать из мира в мир, путешествовать, отдыхать. Работа-тонепыльная. Так, перекинул распоряжение от одних функционалов другим, и можнодальше бездельничать. Займусь каким-нибудь коллекционированием. Начну писатьдетективы или философские трактаты.

Заскучаю — отправлюсь на родину функционалов, наЗемлю-шестнадцать. Интересно, почему они все-таки дали ей номер, да еще и такойстранный? Для маскировки от слишком любопытных таможенников? Или в порядкемиров веера есть какая-то непонятная мне гармония? Возможно…

Вулканические пустыни меня мало интересуют, а вот музей сего крылатым хранителем — дело интересное.

А уж все на свете наскучит — напрошусь в Аркан. Буду менятьдругие миры. Вдруг получится сделать лучший? Такой, где никому не нужны будутфункционалы. Где все будет хорошо.

В конце концов, другого выхода нет.

Я смотрел на телефон и твердо знал, что Котя тоже сейчас не спит.Ждет моего звонка. Надо достать бережно сохраненную бумажку и набрать длинныйномер спутникового телефона…

Телефон звякнул.

Я схватил трубку, нажал «прием». Медленно поднес к уху.

— Алло! Не разбудил тебя?

— Нет, — ответил я. — Сижу, кофеем балуюсь.

— Мне тоже не спится, — утешил меня Котя. — Сижу, дурьюстрадаю. Сочиняю стихи.

— Лирические или торжественные?

— Сатирические. Про то, как старику-ветерану Василию Теркинуприслали повестку в армию. Вот слушай… «Развернул. Читает громко Несгибаемыйсолдат: „Прибыть вам, Василий Теркин, Завтра в райвоенкомат!“ Отложил бумагуТеркин, Посмотрел из-под очков. — Что же с Родиной случилось, Раз зоветестаричков? Мнется лейтенант безусый, Покрасневший от стыда: — Видно, злаяопечатка Затесалася сюда. Вам по ведомостям нашим Восемнадцать стукнет лет…Рассмеялся Вася Теркин, Мой любимый древний дед: — Эх, мальчишки, эх, дурите,Ваш компьютер оплошал. Сто добавить не хотите? Лейтенантик задрожал».

— Смешно, — сказал я. — Поздравляю с открытием новойразвлекухи. Чего звонишь-то?

— Ну а чего бы и не позвонить? Кому мне еще звонить? Илланбудить, так она юмора не оценит, не слыхала она ни про какого Василия Теркина…— Он замолчал. Потом деловито спросил: — Ну, ты выбрал? Чего тянуть-то?

— Это тебе «чего тянуть». А я еще молодой, мне каждый день врадость.

— Да, это я не подумал, — согласился Котя. — Но все равнокак на иголках тут сижу…

— Тут — это в твоей Шамбале? Хорошо слышно, только чутьзадержка…

— Ага. Хочешь — заходи. Объявим временное перемирие.

Я посмотрел в окно. Светало.

— Нет, ты прав. Нечего тянуть резину. Давай так… сегодня вполдень. Только место какое-нибудь такое, непафосное…

— Давай. Городская свалка устроит?

— Все остришь… Давай за городом, по дороге на Медвежьиозера, где в прошлом году Виталькин день рождения отмечали.

— Ну это совсем уж скучно, в грязном чистом поле, как двабогатыря… Там сейчас все раскисло и сплошные колдобины. Давай у тебя во дворе,где закрытый детский садик. Там маленький внутренний дворик, со стороны никтоне увидит.

— Там же вечно алкаши квасят.

— Почему алкаши, мы тоже с тобой там квасили. Будет ктомешать — на пинках выгоним. Что нам, кабанам?

Я посмотрел в окно. Закрытый лет пять назад детский сад —трехэтажное здание в форме квадрата. Наверное, чтобы малышам было где гулять,если сильный ветер.

— Неудобно как-то, — сказал я. — Говорят, рождаемость сейчасповысилась, его ремонтировать хотят и снова запускать.

— Ну и что? Кто останется, тот приберет за собой. Опять же,тебе близко.

— Давай, — согласился я. — Это и впрямь не пафосное место.

— Тогда выбирай оружие.

Я подумал, рассеянно оглядывая кухню.

— Давай на ножах.

— Ты на кухне сидишь, что ли?

— Ага.

— Кирилл, — осторожно сказал Котя. — Это не лучший выбор. Тынож-то в руках давно держал?

— Недавно. Две недели назад на этой кухне акушерку Натальюим тыкал.

— Да, извини. Но я хочу предупредить, мне доводилось…

— Я догадываюсь.

— Тебе принести?

— Нож? Спасибо, у меня есть.

— Тогда… тогда в двенадцать?

— Договорились.

Я прервал связь. Взял еще одну сигарету, покрутил в пальцах.В горле саднило, я вернул сигарету в пачку.

Вот как все просто. Все очень просто.

И близко, ходить далеко не надо.

И оружия полон дом.

Впрочем, надо будет взять подаренный Дитришем нож. Ему былобы приятно, да и нож такой серьезный…

Я поставил будильник в телефоне на одиннадцать, выключилсвет и с телефоном в руках пошел в комнату. Кешью сонно гавкнул при моемпоявлении, я пихнул его, сгоняя с подушки в ноги, лег и тут же заснул.