– Эге!.. Там он полнехонек! Ах ты ж скотина!Припрятывал?

Монах пробормотал обалдело:

– Ну, это ты брось... Я, да чтоб припрятывал на потом?Я сразу... Это не иначе, как Господь учуял наше страстное желание и внял ему,войдя в наше положение риз... Эй-эй, не присасывайся! Это мой кувшин!

У питекантропа удалось отобрать, когда в кувшине осталось,судя по всему, около трети. Монах присосался, я всматривался как его толстыегубы легли на края кувшина и всползли по нему как волны слизи, вобрав в себякувшин почти целиком.

Воевода задвигался, лицо из багрового стало синюшнего цвета.Я прошептал:

– Потерпи. Сейчас за нами придут.

Он помолчал, морщился, пережидая головную боль, процедилсквозь зубы:

– Тебе что... видение было?

– Ага...

– Ваше варварское?

– Да нет, вроде...

– Оркячье?

– Скорее, купеческое...

Монах уронил голову на грудь, вздрогнул, с усилием вздрогнули дико огляделся по сторонам. Питекантроп заснул на полуслове. Видя, что егпозора никто не заметил, монах снова опустил голову. Через мгновение мыуслышали дикий храп, а к нему примешивалась тонкая свистулька питекантропа.

В затылок мне дыхнуло жаром. По плечу тихонько пробежалипальцы с шероховатыми подушечками. Знакомый голос прошептал:

– Тихо... Попробую раздвинуть доски.

В теплом воздухе распространился запах перегара. Комары, чтонещадно впивались в кожу, сыпались как соринки, занесенные ветром. Меня дергалов стороны, доски поскрипывали, пару раз гвозди взвизгнули пронзительно. Когдачем-то твердым прищемило ухо так, что хрустнули хрящи, я прошептал:

– А не лучше сперва принцессу?

Голос прошептал с великолепным пренебрежением:

– А на кой она хрен?.. Сперва тебя. Если нас обнаружат,ты отобьешься... некоторое время. А за это время можно хоть принцессу, хотьвсех остальных...

Я смолчал, понятно, я ж здоровый, пока меня завалят ипорубят как кабана на продажу, эти успеют выбежать из леса. Для того меня инанимали, чтобы служил щитом. Для того и первым сейчас. Все верно. Даже пологике моего мира.

Тело настолько затекло, что мои мышцы трещали и скрипелисильнее, чем раздираемые доски. Ушан, не дожидаясь, пока я хотя бы разогнусь,уже резал веревки на руках воеводы. Герцог торопился свистящим шепотом, голосдрожал как отдираемая щепа на дереве.

Воевода пробурчал тихо:

– Почему не привел епископа? Он давно жаждет изловитьэту птичку.

В темноты хмыкнуло, невидимый Ушан посопел, словно бысмущенно, потом прошептал с некоторой неохотой:

– Да мы... не совсем в ладах...

– Что значит?

– Ну, он не совсем меня понимает. Недооценивает моизамечательные способности. Сдуру может приказать повесить раньше, чем успеюраскрыть рот. Вам это надо?

– Не надо, – рассудил воевода. – Мне чуется,ты и с Черным Филином... то бишь, Черным Епископом кружку пива не поделил... Онтак и встрепенулся, когда о тебе услышал.

Дыхание Ушана на миг остановилось, потом руки с ножомзадвигались со скоростью ворующей сыр мыши. С легким треском распалисьпоследние волокна, ноги мои отклеились одна от другой, но пока я чувствовалвместо ног две тяжелые дубовые колоды. Рядом постанывая сквозь зубы воевода, явидел его смутный силуэт. К моему удивлению принцесса села на корточки и растиралаему конечности.

Вскоре по застывшему телу побежали острые иголочки. Больбыла острая и мучительно сладкая, тело оживало в корчах, я стиснул зубы доломоты в висках, сейчас меня затоптали бы и жуки-скарабеи, никогда я не былтаким беспомощным.

Воевода с кряхтением воздел себя на ноги. Я видел как онисчез в темноте, а Ушан пропал еще раньше. Похоже, успеют освободить остальныхраньше, чем я встану на ноги.

На цыпочках, стараясь не дышать, мы отступили в чащуподальше, потом под ногами вместе мягкого ковра листьев пошло твердое.Серебристые лучи луны высветили тропку. Ушан пропустил вперед принцессу игерцога, нетерпеливо оглядывался:

– Да побыстрее, черепахи!

Воевода старался держаться задним. Засохшая кровь с усовосыпалась, на темном от солнца лице торчали ярко серебряные, от них прыгалиблики по деревьям и кустам.

Я ухватил его за руку:

– Давай помогу.

– Нет, – проговорил он угрюмо. – Бегите,теперь я прикрою...

Стиснул зубы, я тащил его силой. Старый воин понимает, чтопутешествию пришел конец, мы в землях граничащего с землями принцессы епископа,задание выполнено, теперь сдавать дела и... на конюшню, коротать старость.

Я все оглядывался, прошептал в спину Ушана;

– А где остальные? Надо было их освободить тоже...

Ушан зашипел:

– С глузду съехал? Это же простая стража!

– Они ж люди, – возразил я, но почему-то ощутилсебя глупо.

Воевода хмыкнул то ли насмешливо, то ли сочувствующе. Ушансказал рассерженно:

– Какие же они люди, если охрана?.. Люди те, когоохраняют. Да и ничего с ними не станется. Утром отпустят. Из них половина тутже попросится к Летучей Мыши.

Воевода насторожился:

– Какой-такой Летучей Мыши?

Ушан некоторое время тащил принцессу, не отвечал, затембуркнул нехотя:

– Я знал его и под таким именем. Он их менял чаще, чемженщин! А Черный Епископ... ну, когда перебрался в земли настоящего епископа.Так что не беспокойся о них, герой!

– Меня дед учил, – пробормотал я. – сампогибай, а товарища выручай. Ну да ладно, если они все шпионы...

Видно было как воевода покрутил головой, из какого жедремучего варварства я вышел, здесь же цивилизация, где высшей ценностьюявляется своя жизнь, а чужая – тьфу, хрен с нею.

Ушан сказал настойчиво:

– Запоминайте дорогу! Эта тропка приведет прямо к замкуепископа. А там не страшны даже королевские войска!.. Никогда не сворачивайте!

Воевода буркнул:

– Ты так говоришь, словно сам сейчас сгинешь.

– На всякий случай, – сказал Ушан. – Навсякий.

Звериная тропка превратилась в дорожку, Между деревьямиблеснул просвет. Небо быстро серело, холодное утро быстро выдавливало короткуюлетнюю ночь, а на востоке по небосводу поднималось алое зарево.

Деревья впереди разошлись в стороны, дальше угадывалсяпростор. Впереди на дорожке нас ожидали герцог и принцесса. Она почти висела нанем, герцог поддерживал ее красиво и мужественно, обхватив за тонкий стан.