Заслышав наши шаги, обернулся. Лицо было бледнее, чем увыкопавшегося из могилки упыря.

– Дальше лес кончается. Я что-то не вижу этогокупчишку.

Воевода покачал головой:

– Он давно исчез. Как только нам велел держаться этойдорожки.

– Исчез?

– Да, – подтвердил воевода. – Но это значит,что дорога в самом деле выведет к замку епископа.

– Почему? – потребовал герцог

Воевода указал глазами на измученную принцессу:

– Она устала. Давайте понесем?

Герцог нервно оглянулся в мою сторону, огрызнулся:

– Нет уж! Мы доберемся сами. Ну, чего стоим?

Деревья отступили за спину, а впереди расстилался просторровного поля, дальше – холм, явно насыпанный вручную, а на холме во всей красеблистал исполинский замок, который лучше было называть крепостью. Солнце еще невзошло, но высокие башни замка уже блистали в алых лучах, а сверху сподсвеченных из-за горизонта облаков на замок падал пурпурный радостный свет,словно над всеми зданиями простерли гигантскую мантию кардинала.

Дорожка уже превратилась в широкую дорогу, но и на ровномместе сохранила дурную привычку вилять из стороны в сторону, делать петли какубегающий заяц. Я нацелился идти напрямик, не минное же поле, однако воеводанасторожился, негромким голосом велел всем застыть, не разговаривать и недвигаться.

Справа от замка двигались как призрачное стадо овецразреженные лохмотья тумана, следом туман полз уже поплотнее, а дальшенадвигался густой как кисель. Пахнуло тянуло сыростью, близкой рекой, болотом,но воевода молча указал на землю, мы вскоре услышали нарастающий стук копыт.

Похоже, в нашу сторону неслись всадники, скрытые туманом. Явскинул руку к плечу, пальцы ухватили пустоту. Колени тоже дрогнули, посылаяконя вперед, чтобы закрыть принцессу и даже герцога с воеводой, но я стоялпосреди поля все такой же безоружный и безконный.

Воевода пошарил под ногами, разогнулся уже с дубиной в руке.Вид был решительный, усы торчали как у рассерженного кота. С дубиной, злой, онзагородил широкой спиной принцессу. Герцог, поколебавшись, встал рядом состарым воином, сжал кулаки и надул грудь.

Наконец из тумана полным галопом выметнулисьтяжеловооруженные всадники. Впереди с тяжелым топотом несся на громадном гнедомконе человек с развевающейся за плечами черной мантией. Его черные с проседьюволосы были перехвачены на лбу серебряным обручем.

Я рассмотрел злое аскетичное лицо, горящие глаза. Всадниксловно стремился мчаться впереди скачущего полным галопом коня. Хищно загнутыйнос, тонкие плотно сжатые губы, бледное лицо, больше привычное к многочасовымбдениям в часовне перед иконами, чем к жгучему солнцу.

Нас окружили широким кольцом, я слышал скрип натягиваемыхарбалетов, а блестящие наконечники длинных копий все до единого смотрели в нашусторону. Епископ, – я сразу решил, что это епископ, – подъехал ближе,рассматривая нас с брезгливой гримасой. Мне сразу захотелось стать не такиммогучим и мускулистым, эти ж умерщвляют плоть, а на вызывающе голую грудьнацепить декоративный крест с барельефом Христа Спасителя.

– Кто такие? – потребовал он холодно.

От епископа словно шел морозный ветер, холодный и чистый, вкотором мерли комары и мухи, а все запахи либо исчезали, либо становилисьтоньше и чище. Запавшие глаза фанатика с неодобрением скользнули по моей широченнойгруди, и мне снова захотелось как-то поумерщвлять плоть, чтобы доказатьторжество духа.

Воевода шагнул вперед, поклонился с достоинством:

– Я воевода Вырвибок славного королевстваУтунгофа, – сказал он звучно. – Вот мой сюзерен, принцесса Грюнвальда.Это великий герцог Роландур, а это варвар Рагнаримир... э-э... тоже довольнознатный воин в своих краях. Мы, в сопровождении малого отряда, провожаемпринцессу в королевство ее недавно усопшего отца, где она по праву займет трон.

Епископ пристально рассматривал принцессу, затем оченьмедленно наклонил голову. За моей спиной щелкали арбалеты, опуская взведенныететивы. Наконечники копий, что угрожающе смотрели в нашу сторону, поднялись итеперь грозили небу.

– Вам лучше идти через мои владения, – сказал оннесколько потеплевшим голосом. – Странно только, что вы идете столь малымчислом! И пешими.

Герцог вспыхнул, заговорил быстрым злым голосом:

– Пешими? Да у нас были лучшие кони на свете, а свитенашей могли позавидовать императоры!.. Но вы распустили подданных, смеюзаметить!.. Разбойники, которыми кишат ваши владения, обобрали, все отняли, наседва чудом не обезжизнили... Если бы не... гм... если было не удача...

Глаза епископа вспыхнули как два прожектора в хмурыйдождливый день. Привстав на стременах, он огляделся, голос его прогремелподобно рыкающему льву:

– Разбойники?

Мы с принцессой молчали, а воевода пояснил с легкимпоклоном:

– Люди Летучей Мыши.

А герцог добавил зло:

– И он сам!

А принцесса пояснила бесцветным от усталости голосом:

– Он еще называет себя Черным Епископом.

Всадник, разом преобразившись, привстал на стременах. Теперьэто был уже не епископ, а человек, водивший воска на приступ, грабеж,беспощадно бросающий воинов на стены крепостей и сжигающий хлебные поляпротивника.

– Где он?.. В какой стороне? Найти и доставить!

Заслышав его громовой голос, всадники уже пустили конейвскачь в стороны. Возле нас остался только епископ. С неожиданной легкостьюсоскочил с коня. Принцесса мило порозовела, когда он, не сводя с нее прожигающеговзора, поклонился:

– До замка еще далеко, а мой конь воспитан в духехристианского смирения. Он донесет вас бережно. Вы не расплещете и чашу сводой, наполненную доверху.

Воевода посмотрел с недоумением на придурковатого епископа:

– Да на кой я повезу эту чашу?

Епископ поморщился:

– Это образность... Если по-старому, то и раненый непроснется на таком коне.

– А-а-а, – понял воевода, – то-то и видно,что я из старых! Но я думаю, что это все напрасно... Нас уже явно хватились. Араз так, то понятно, куда мы побежали за помощью. Этот Черный... как его, уженаверняка мчится в другой лес.

Епископ кивнул хмуро, после паузы сказал с явной неохотой,словно признаваясь в тяжком проступке против рыцарства:—

На самом деле я не очень-то люблю охоту. Это так, чтобы бытьпохожим на соседей, что бездумно носятся по полям, топча посевы, преследуякакого-нибудь несчастного зайчишку. Вы не поверите, но я за всю свою жизнь неубил ни одной зверюшки! Не только оленя или кабана, даже ни одну белку непришиб... На самом деле я только распустил слух, что еду на охоту, но лучшуюсотню сразу послал облавой.