Бог знает, может быть, чертовка Джилья и заколдовалаАретино, но Григорий наверняка заколдовал Троянду. Заколдовал, приворожил, свелс ума! Теперь она часами просиживала у окна, вглядываясь в синие дали лагуны,пытаясь где-то там высмотреть корабль, названия которого она даже не успелаузнать… зато успела оставить там свое сердце. Она не замечала ревнивых взглядови колкостей Аретинок, которые в штыки восприняли ее возвращение. Не отличалаодно от другого среди двух или трех десятков платьев, которых тотчас же накупилей щедрый Пьетро; не видела, что ест, что пьет, где спит. Она жила словно восне, чувствуя, как на губах ее все еще горят следы от его нетерпеливых зубов, иноги, которые он так торопливо, почти грубо разбрасывал, до сих пор ломит отсладостной боли. Нет, это сердце ее ломило сладостно-мучительнымивоспоминаниями, а тело… тело просто горело от неутоленной страсти, которуюразбудил в нем Григорий, и никому другому не погасить этого костра! Не раз онабыла готова сбежать из дворца и на первой попавшейся гондоле отыскать егокорабль. Но стоило ей представить, как нахмурится, встретившись с нею, Григорий…увы, для него она – лишь средство подобраться поближе к Аретино, ее, как ондумает, возлюбленному… Да он же собственноручно отвезет ее в палаццо на Большомканале, мало того – уложит в постель, а Аретино пристроит сверху! Откуда емузнать, что она так же нужна Пьетро, как и он ей!

Думая о Григории, Троянда все время пыталась на негоразозлиться, но почему-то злилась только на себя. И все заканчивалось тем, чтоона завороженным взором вперялась в темно-зеленую бездонную могилу канала, ккоторой она уже однажды была так близко. Но умереть, не увидев Григория… Нет,это было выше ее сил!

И вот наконец день встречи настал.

* * *

Битых два часа стояла она перед зеркалом, не в силах выбратьлучшее из лучших своих платьев, когда в комнату заглянул Аретино…

– Пожалуйста, не мешай, – раздраженно выпалила Троянда. – Тыже не хочешь, чтобы я выглядела перед знаменитым Барбаруссой как девчонка-оборванка!Что поделаешь, я успела забыть свой гардероб.

– Если ты хочешь произвести неотразимое впечатление наХайреддина, тебе лучше раздеться, – хмыкнул Аретино. – Этот мусульманин вотношении к женскому полу истинный ренегат – он просто без ума от белокожихженщин. Ну а если серьезно: можешь надеть что угодно, потому что у Барбаруссыне будет возможности оценить твои старания.

– То есть как? Он что, не едет? Встреча не состоится?! – вужасе возопила Троянда, у которой обморочно подкосились ноги.

– Тише, молчи! – замахал руками Аретино. – Он уже приехал,он уже здесь. И встреча, конечно, состоится. Но даже и думать забудь появитьсятам!

– Это еще почему? – грозно свела брови Троянда. – Когда мнееще представится случай повидать великого Барбаруссу?!

– Надеюсь, никогда, – сказал как отрезал Аретино. – Большоедело, подумаешь – рыжий турок! И не закатывай истерик! – категорично выставилон ладонь, увидев, что глаза Троянды налились слезами. – Я же о тебебеспокоюсь. Ты слишком уж красива! Я совсем не хочу, чтобы Хайреддин пленилсятобой, а потом Венеция снова подверглась разграблению.

– Венеция?! Из-за меня?! – фыркнула Троянда. – Целый городиз-за одной женщины?!

– Представь себе, – очень серьезно произнес Аретино. – Тыникогда не слышала, что он учинил ради Юлии Гонзаго? Юлия – молодая вдова,графиня Фонди, слава о красоте которой гремела по всей Италии. Ходили слухи,что стихи в ее честь слагали двести восемьдесят поэтов! Не скрою, –самодовольно огладил бороду Аретино, – что в их числе был и я, хотя… хотя язнавал женщин гораздо привлекательнее Юлии, более напоминавшей мраморнуюстатую, чем ту пылкую красавицу, которую воспевали стихи…

Аретино опустил голову, и Троянда поняла, что он вспомнилДжилью. Даже подумала, не воспользоваться ли этим припадком задумчивости и некинуться ли прочь, чтобы успеть хоть одним глазком взглянуть на Григория, нотут Аретино вздохнул и очнулся:

– О чем это я? Ах да! Юлия Гонзаго!.. Конечно, от слухов обэтой красавице сердце Барбаруссы разгорелось, однако он сохранил присутствиедуха, потому что был хорошим политиком. Эту жемчужину он решил добыть не длясебя, а для своего государя: ведь Сулейман I гордился своим гаремом. Итак,вперед, на Фонди, где живет графиня! Суда пристали к берегу ночью, и янычарыБарбаруссы бросились к замку. Слишком поздно! Успели дать тревогу, и графиня водной ночной рубашке ускакала верхом в сопровождении слуги. Барбарусса, разъяренныйвестью об исчезновении красавицы, решил наказать Фонди и отдал город воинам наразграбление. По истечении четырех часов в городе остались только трупы, акорабли Барбаруссы осели под тяжестью награбленного… Поняла теперь, почему я нехочу показывать тебя Хайреддину?

– Ты мне льстишь! – криво улыбнулась Троянда.

– Вовсе нет, моя несравненная северная роза! – С этимисловами Аретино поцеловал руку своей пленнице и вышел, еще раз строго-настрогоприказав носа не высовывать из своих комнат и подальше спрятать все этироскошные платья.

…Яростно отерев слезы, Троянда так и сделала. Собрав платьяв тяжелую, жестяно гремящую охапку, она с ненавистью швырнула их в угол идостала из сундука совсем другую одежду: ее она не надевала уже две недели,после того, как, выстирав и почистив, сложила в этот сундук. Та самая голубаяюбка с алыми цветами, и высокий бархатный корсаж, и белая рубашонка с широкимикружевными рукавами, и тонкий платок, кокетливо стянувший бедра. Все, чтоосталось ей на память… Конечно, она постарается не попадаться на глаза мерзкомуБарбаруссе, однако поглядеть на Григория ей не помешает никакая сила! А еслиповезет и они невзначай столкнутся в каком-нибудь узком переходе, он увидит наТроянде этот наряд и, может быть, поймет… О том, что должен понять Григорий,лучше было не думать, не терзать себя. Не для нее он! Не для нее! Но хотьувидеть в последний раз… хоть взглянуть разочек!

Торопливо одевшись и заплетя волосы в косу, Трояндавыскользнула из комнаты и со всех ног понеслась к кабинету Аретино, надеясьзатаиться где-нибудь за пологом.

Ей не повезло: русские уже прибыли, и подходы к кабинетуохраняли несколько bravi. Троянда отошла под прикрытие портьер, размышляя, далли им Аретино какие-нибудь указания на ее счет. Скорее всего он строго-настроговелел вообще никого не подпускать к кабинету, и ее бесцеремонно отправятвосвояси. Конечно, попробовать можно: за спрос, как говорил Прокопий, денег неберут!

Она только-только надела на лицо самую обольстительную изсвоих улыбок и с беспечным видом приготовилась подойти к bravi, как вдруг изкабинета вышел оживленный Аретино.

– Все тихо? – спросил он, понизив голос.