– Николас дома? – Мой голос сорвался, и, если бы не ослепляющая ярость, я бы дала отбой еще секунду назад.

София позвала его, и через мгновение в динамике раздался голос Ника.

– Ноа.

Ноа… больше никакой «Рыжей».

Я почувствовала себя так далеко от него, что у меня заныло сердце.

– Что вы делаете? – вырвалось у меня, хотя я не хотела спрашивать об этом.

– Мы работаем.

Я глубоко вздохнула. Я пыталась найти способ связаться с ним, четыре дня мы вообще не общались. Такого никогда раньше не было. Я растерялась и не понимала, что происходит.

«Татуировка».

Я рассказала о том случае в кафетерии Майклу. Я охотно посещала сеансы психотерапии, и мы беседовали обо всем. Никогда раньше я не чувствовала себя способной без утайки открыться незнакомцу, но у него получилось достучаться до меня. Это была его идея – подождать и понаблюдать, как будут разворачиваться события. По его словам, давить на партнера – очень плохо. Пусть сперва мой гнев утихнет, а потом можно продолжать диалог.

И вот теперь мы с Ником общались. Но это был не совсем тот диалог (особенно его начало), на который я могла надеяться.

– Ник…

– Ноа…

Мы оба заговорили одновременно и резко замолчали, чтобы выслушать друг друга. Раньше это показалось бы мне забавным, но не сейчас, когда я чувствовала непреодолимую стену между нами.

– Я хочу тебя увидеть, – начала я, понимая, что он не проявит инициативы.

Я услышала щелчок: наверное, Николас заперся в какой-то комнате.

– Прости, что не звонил тебе, – признался он секунду спустя. – Это из-за юбилея компании…

И вновь воцарилась тишина.

– Я посещаю психолога, – бросила я, нарушив долгую паузу и прижав телефон к уху. Не знаю, почему я решилась это сказать, вероятно, чувствовала, что должна объяснить Нику, что, несмотря на глупое поведение, готова измениться и стать лучше ради него.

– Что? С каких пор? Почему ты молчала?

– Я говорю тебе сейчас.

– Не стоит ходить к кому попало, Ноа, я потратил кучу времени и нашел лучших специалистов, а теперь ты сама…

– Николас, какая разница, какой психолог? Он помогает мне, и он молод, из университета, я будто разговариваю с другом.

– Друг?

В считанные секунды его тон изменился с холодного на ледяной.

– Его зовут Майкл О’Нил, он брат моего одногруппника, и он посоветовал…

– Университетские психологи – малооплачиваемые недавние студенты, которые не имеют ни малейшего представления о том, что делают. Сколько ему лет, Ноа?

Невероятно.

– Какое это имеет значение?

– Поверь мне, огромное. Что, черт возьми, парень, вчерашний выпускник, может знать о тебе и о твоих проблемах?

– Ему двадцать семь, и он мне помогает… Это единственное, что должно тебя волновать.

– Я забочусь о тебе и о том, что лучше для тебя, Ноа! Уверяю, университетский психолог ничего толком не поймет. Незачем перед ним откровенничать.

– На что ты намекаешь?

– Я не намекаю, Ноа. Я просто хочу, чтобы ты перестала консультироваться у этого придурка и…

Я не могла больше слушать Николаса. Дала отбой и попыталась сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться. Как, черт возьми, наш разговор превратился в очередную чертову ссору?

Я схватила тонкую кожаную куртку, натянула сапоги и пошла в гостиную. Моя соседка смотрела телевизор и красила ногти. Наши апартаменты в кампусе были очень уютными, с двумя спальнями, общей ванной комнатой и гостиной с мини-кухней. На такое жилье нельзя жаловаться, по крайней мере, Уильям потрудился найти для меня нечто очень комфортное.

Соседку звали Брайар. Мы неплохо поладили, хотя я сразу же поняла, что она довольно легкомысленная и безотказная. Дело не в том, что она как-то чрезмерно провокационно одевалась, а в том, что у девушки был особый дар: любой парень хотел затащить ее в постель, и она с удовольствием соглашалась. У нее были великолепные огненно-рыжие волосы и глаза необычного зеленого оттенка. Высокая и стройная Брайар рассказала мне, что работала моделью для многих известных фирм.

Ее родители были известными голливудскими режиссерами, и она знала, что в конечном итоге сделает карьеру в сфере киноиндустрии.

Неудивительно. С таким личиком я бы тоже стала актрисой. Но сейчас у Брайар был слишком отстраненный вид, и мне даже стало тревожно. Со мной она болтала без умолку, была очень милой, но иногда я замечала, что она грустила.

– Любовные ссоры? – поинтересовалась она, завинтив пузырек с кроваво-красным лаком и подув на ногти.

Я подошла к холодильнику и достала банку кока-колы. Я не нуждалась в кофеине, чтобы взбодриться, но делала все на автомате. Даже не хотела пить. Просто нужно было двигаться. Разговор с Ником выбил меня из колеи.

– Не хочу затрагиваться эту тему, – резко ответила я.

Глаза Брайар впились в меня, и я сразу почувствовала себя виноватой.

Мы не стали близкими подругами, но соседка была мне симпатична. В итоге я выложила ей все, что случилось между мной и Ником. Правда заключилась в том, что у меня не было друзей: Дженна жила своей жизнью с тех пор, как мы начали учиться, и, кроме того, ее апартаменты были в другом конце кампуса.

Конечно, я не упомянула о психологе, но сообщила о татуировке и о своей реакции.

– Черт возьми, тату. Ты обожаешь бойфренда, да? – заметила Брайар, присаживаясь на один из расставленных вокруг кухонного стола табуретов.

Я рассеянно крутила в руках банку кока-колы, решая, могу ли я довериться Брайар.

– Наши отношения не похожи ни на что, что я когда-либо чувствовала к любому другому парню… они напряженные, яркие, понимаешь? Одно его слово может вознести меня на седьмое небо или закопать на семь метров в землю.

Брайар внимательно слушала меня.

– Я чувствовала нечто подобное только к одному человеку, и он оказался лжецом-манипулятором, который играл со мной… – с большой искренностью проговорила она и небрежно сняла серебряный браслет, который всегда носила на правой руке. – Я хорошо понимаю, что такое напряженные и яркие отношения.

Я оторопела, заметив две отметины на запястье Брайар. Наши взгляды встретились, и я тут же задумалась о шраме на своем животе, на который старалась никогда не смотреть. Жаль, что я все же видела его в зеркале.

На губах Брайар появилась улыбка.

– Ничего страшного, забавно наблюдать за людьми, когда они узнают, что я пыталась покончить с собой, – сказала она, снова надевая браслет. – То, что я попыталась сделать… это признак слабости, я тогда совершила ошибку, но теперь рассказываю тебе все без каких-либо угрызений совести. Жизнь иногда превращается в дерьмо, каждый справляется со своими проблемами так, как может.