заливаете. Родителей нет дома, а у меня уже с потолка бежит, — она снова начала стучать.

Спустя несколько секунд за дверью послышались шаги, и Ласточка услышала, как замер мужчина за дверью. Он наверняка смотрел в глазок, чтобы удостовериться, что это не обман. В отличие от Сокола, Ласточка выглядела как хрупкая девушка, выросшая в тепличных условиях. Перед тем, как прийти сюда, она придала одежде приемлемый вид и смочила волосы из колонки, чтобы сойти за жертву затопления.

— У меня ничего не бежит, вы ошиблись, — взволновано ответил мужчина.

Ласточка округлила глаза и снова начала стучать, стараясь выглядеть как можно жальче.

— У нас в квартире уже лужи. Пожалуйста, помогите! Я не знаю, что делать. Я не знаю, кого вызвать, — ее голос дрожал то ли от волнения, то ли от того, что она была отменной актрисой.

Выругавшись, мужчина открыл дверь. Он был невысокого роста, с широким лицом, но худощавого телосложения. На голове уже появились залысины, но седина еще не окрасила волосы. Он насторожено выглянул из-за двери, а после того, как встретился взглядом с Ласточкой, немного расслабился. Ровно до того момента, пока Сокол с силой не распахнул дверь, заставляя мужчину выпасть из своей квартиры на лестничную площадку. Он распахнул свои глаза и пытался изо всех сил разобраться в происходящем, ища в лицах Сокола и Ласточки подсказки. Подсказок не было. Сокол ударил ботинком в живот мужчине, и тот протяжно застонал. Ступней он прижал голову мужчины к холодному бетону и заглянул ему в лицо.

— Кто вы?! Что происходит?!

— Люди Гурова убили моих людей. Сейчас настал мой черед убирать его людей, — Сокол усмехнулся. — Ты первый в моем списке, Тыква.

Свое прозвище мужчина получил за свои умственные способности. Чаще всего именно он помогал Гурову составлять план действий, чтобы все срабатывало ровно так, как было нужно. Вначале Гуров говорил: «Хорошо у тебя тыква варит, Григорий Сергеевич», а после это и вовсе сократилась до: «Ну ты и Тыква». Тыква редко появлялся на стрелках, а чаще переговаривался лично с Гуровым, оставляя всю грязную работу остальным. Но как только Гурова начали судить, Тыква первым сбежал из города, а впоследствии и из страны.

— Я не имею к этому никакого отношения! Я не трогал ваших людей, а с Гуровым уже давно не работаю.

— А больше Гуров ни с кем не работает, — Сокол пожал плечами. — Только это тебе никак не поможет.

Сокол сильнее прижал голову мужчины к холодному бетону, а перед самым лицом поставил нож на лезвие. Он хотел, чтобы Тыква видел его, чтобы понимал, за какие грехи будет расплачиваться. Соколу нравилось видеть страх обидчика и выступать в роли Бога, который определяет цену, что придется заплатить. Цену он готов был назначить, но вот осуществить расплату — еще нет.

— Сокол! — Ласточка прикоснулась к его плечу. — Оставь его. Посмотри, он итак жалок без твоих угроз. И живет он бедно.

Сокол заглянул в квартиру. Самая простая однушка, где обои шли пузырями, а стол без ножки опирался на тумбочку. Квартира и правда была не похоже на жилье того, кто работал с Гуровым. Он рассчитывал увидеть за дверью наглый шик и богатства, которые только сильнее разожгут ненависть в душе.

— Ты предлагаешь щадить каждого упыря за бедную жизнь? — Сокол, нахмурившись, обернулся на Ласточку. — У нас даже такого жилья нет.

— Хочешь меня в этом обвинить? — она вздернула брови. — Не я обещала нам до зимы найти дом.

— Есть еще время до зимы, — Сокол прошипел сквозь зубы.

— Тебе станет легче, если ты убьешь его?

— Не знаю я, от чего мне станет легче! — Сокол отошел от мужчины и спустился на пролет вниз, пряча лицо в руки. — Лучше бы один пошел, чем тебя, такую сердобольную брать.

Он злился на то, что не может получить расплату за собственную боль. Почему кто-то продолжает жить обычную жизнь, когда они вынуждены выживать из-за чьего-то проступка. Сокол изо всех сил желал переложить это колючее чувство вины на кого-то другого, хотя бы в собственной голове. Но, как ни крути, Дрозда убили только из-за него.

— Пойдем отсюда, — Ласточка тихо подошла к нему. — Оставь человека. Пойдем.

Сокол поднял на нее измученный взгляд и едва заметно кивнул. Ласточка взяла его под руку, и они пошли вниз по лестнице, оставляя Тыкву позади. Скорее всего, он был этому только рад. Ласточка облегчено выдохнула. Это был второй человек, которого она уговорила Сокола не убивать. Что не давало ей покоя, так это то, что часа расплаты ждет Бульба. Сокол сел на лавку у подъезда и закурил, часто вдыхая дым. Он надеялся, что присутствие Ласточки рядом поможет настроиться на нужный лад, но в итоге все идет наоборот, не по плану. Это его злило и расстраивало одновременно.

— У нас на очереди Бульба. Уж про него ты не скажешь, что он не виноват? — Сокол язвительно покосился на Ласточку.

— Я не пойду, — она опустилась рядом. — К нему без меня.

— Тебе жаль его? — Сокол нахмурился и посмотрел на Ласточку. — Ты в своем уме?

— Жаль, — Ласточка опустила взгляд и посмотрела на носки кроссовок. — Но не пойду я не из-за этого, — она снова взглянула на Сокола. — Я боюсь, что не захочу отговаривать тебя и сделаю это сама. Поэтому даже не заставляй.

Сокол долго смотрел на нее, а после оперся спиной о лавочку и посмотрел на небо. Оно было серым, затянутым и густым, но даже наперекор этому мрачному небу дул теплый ветер, что словно сбежал с лета и решил оставить свой след в осени. Сокол выпустил едкий дым и потушил сигарету. Он понимал, что эта напускная смелость приходит только когда Ласточка рядом. А кто он без нее? Рядом с ней он становился тем бесстрастным защитником, последователем Филина, и можно было без задней мысли вестись на ее уговоры, делая вид, что это одолжение, а не самое явное желание.

— Я привык к твоей компании, — Сокол пожал плечами и поднялся с лавочки. — Не бойся, ты же сильная девочка.

Ласточка подняла на него взгляд, полный злобы и обиды, но так и не решилась вступить в перепалку. Иногда ей казалось, будто он специально выводит ее из себя, хочет разозлить, чтобы она отреклась от своих слов, всегда быть рядом. Он умело балансировал на тонкой нити, оставляя Ласточку в этом подвешенном состоянии. Сокол словно проверяет, насколько хватит ее выдержки, чтобы потом обиженно крикнуть, что она лгунья и предательница. А после этого пуститься во все тяжкие и расторгнуть