втиснутый мне в руку горшочек со снадобьем.

– Он был только рад, – Ланди улыбнулась и заправила под косынку выбившуюся прядь. Ее ловкие пальцы быстро перебирали ягоды, выкидывая негодные, остальные бросая мне в ступку для перетирания. – У них не было своих детей, дед любил моего отца, как родного сына, и никогда не упрекал жену.

Интересные у них поверья. Да и что я знаю о Найтине? В этом княжестве я прежде не была, забралась слишком далеко от дома. Хорошо, успела выяснить, что после окончания Темной ночи уйдет торговый корабль, есть шанс доплыть до городка покрупнее и пересесть на другое судно, что отвезет нас в Ольхерм.

Но… зачем? Зачем это мне теперь? Неужели это то, чего я на самом деле хочу?

От этих мыслей в душе поднималась волна протеста. Да, мне всегда было слишком болезненно менять планы, трудно перестраиваться. Но все мое естество предательски тянулось к южанину и бунтовало против Города Жрецов. И разум ему поддакивал.

Что если мой путь лежит совсем в другую сторону? Туда, где я должна откопать похороненную правду, замкнуть круг и поставить точку? Если так, то я точно не смогу потащить туда Фрида.

– Знаешь, что я скажу тебе, Данна?

Я вскинула глаза на лекарку, и та продолжила, стараясь говорить как можно деликатней:

– Двум магам ужиться трудно. Сильные люди часто стремятся подавить друг друга, порой даже любовь не помогает. Если вовремя это не понять, можно потерять все, остаться ни с чем и до конца жизни жалеть о несбывшемся.

Я молчала, пытаясь осознать ее слова и понимая, что эта женщина права.

– Как ты догадалась, что я тоже маг?

Ланди понимающе усмехнулась.

– У меня глаз наметанный. Ты владеешь магией северного сияния, это большая редкость. Да и благодаря тебе мы часто наблюдаем чудеса в небесах и на земле.

Я улыбнулась краешками рта.

– Но ты ведь никому не скажешь?

Она заговорщически подмигнула и ссыпала мне еще горстку сушеных ягод.

– Я умею хранить чужие секреты.

Переделав вместе с Ланди уйму дел и надышавшись травами и настойками так, что засвербело в носу, я, наконец, отправилась к дому.

– Данна, какая удача! – послышался звонкий голос, и мне наперерез бросились три девицы.

Одну я узнала, это была Гъерди – веселая толстушка, которая живо интересовалась моим предложением тренировать девушек.

– Мы как раз тебя искали! – воскликнула она, переведя дух.

– Тебя дома не было, поэтому мы решили, что… – начала другая, но ее перебила третья:

– В общем, мы согласны!

– Согласны на что? – уточнила на всякий случай.

– Хотим научиться полезным приемам.

– А я вообще из лука стрелять умею, – снова затарахтела болтушка Гъерди. – Отец меня на охоту с собой берет. Белке в глаз могу попасть, шкуру ведь портить нельзя, папка их на продажу готовит. Если попорчу, так с меня самой шкуру спустит, такой он у меня строгий.

Девушки глядели на меня с волнением и ожиданием какого-то чуда. Невольно я вспомнила своего давно погибшего наставника, Клиона Черного. Он вкладывал в нас с Гилбаром всю душу. Я не способна к такой самоотдаче, но постараюсь дать этим доверчивым девчонкам все, что смогу.

Время в Истоке потекло быстрей и веселей с тех пор, как я стала заниматься с девушками. Гъерди притащила всех своих подруг и сестер, даже тех, кто не особо хотел. В итоге ко второй нашей встрече их было уже не трое, а одиннадцать. У меня никогда не было подруг, были подчиненные, сестры по оружию, и никто не относился ко мне так легко, как эти девчонки.

Я скучала по Фриду. Когда наступало условное утро, мы расходились по своим делам, и я ловила себя на мысли, что скорее бы пришел вечер, и мы встретились дома. Иногда мы не ходили есть с общего стола, а оставались в своем временном жилище и пытались что-то приготовить над очагом. Вчера он притащил мясо, и мы обжаривали его кусочки в муке.

Я ждала этих почти семейных посиделок, они завоевали место у меня в душе своим теплом и уютом. А еще вспоминала слова Ланди.

– У тебя получится, не бойся, – сказал Фрид в своей привычной манере – уверенно и спокойно.

– Я не боюсь, – отклонившись назад, коснулась спиной его груди.

Мы стояли под залитым северным огнем небом на окраине деревни. Фрид расположился сзади, накрыв руками мои ладони. И снова мы пытались понять силу дуальности – южанин послал магическую волну мне по жилам, усиливая и заставляя тело вибрировать.

На мгновение стало больно до темноты в глазах, а потом на ладонях вспыхнули острые грани. Кристаллы льда были неровными и короткими, совсем не такими, какие мог создавать Гилбар, но даже это было для меня достижением.

Я обернулась, встречаясь взглядом с Фридом. Он улыбался.

– Видел бы это отец. Он бы обрадовался.

Вспомнилось строгое костистое лицо с обветренной кожей, льняные, очень светлые волосы с нитями седины, сурово поджатые губы и горящий взгляд. Князь Тэасс Ангабельд всю жизнь провел в гонке, пытаясь достичь недостижимого, и был поразительно упрям.

– Думаю, этот желчный старик нашел бы, к чему прицепиться.

– Он по-своему обо мне заботился. Знал, что слабость не прощают.

– А мне нравится видеть тебя слабой, – признался Фрид. Он все еще не выпустил моих рук, его подбородок лежал у меня на плече. – И женственной. А еще я бы поглядел на тебя в традиционном этьюрданском костюме. Или в полупрозрачном платье… серебряного цвета… с глубоким вырезом на груди, обнаженной спиной и разрезами на бедрах… – произнес вкрадчиво, согревая шею дыханием. – Ты наденешь его для меня?

– Только в том случае, если ты тоже наденешь для меня нечто подобное, – я повернулась, оказавшись с ним лицом к лицу.

Несколько мгновений он смотрел на меня широко открытыми глазами, а потом рассмеялся от души.

– А я ошибался, когда думал, что у тебя напрочь отсутствует чувство юмора!

Я несмело улыбнулась, не прекращая пристально разглядывать его лицо. Я была рада, что он оттаял. Меня захлестнула волна необъяснимого тепла, а воздуха стало мало.

– Фарди, – начал негромко, спускаясь взглядом к губам. – Я не могу ждать конца Темной ночи.

Он привык идти до конца, а я не заметила, как приняла его игру. Это, конечно, волновало, но игра слишком затянулась.

Фрид перехватил мое запястье и поцеловал то место, где бился пульс. Задел губами брачную татуировку – та ожила, засеребрилась в лунном свете.

– Ты… – во рту стало сухо, и я с трудом проглотила вставший в горле ком. – Ты сейчас уходишь?

– Да,