— Вот как? Но она уверяла меня, будто Варенька… будто онипохитили Вареньку и меня, чтобы изображать Кали, жаждущую очищения от крови, —растерянно пробормотал Василий.

Наконец-то хоть одно простое, человеческое чувствоотобразилось на лице Нараяна. Это было презрение — насмешливое презрение… Тоесть он все-таки оказался способен на целых два человеческих чувства!

— Да, мало кто поистине понимает значение Кали!

Мало кто может видеть ее без страха за свою жизнь.

Кали черна, ибо она — вход в пустоту. Ее чернота состоит извсех цветов и поглощает все цвета. Ее нагота привлекает и отталкивает. Ее триглаза означают, что она абсолютно властна над тремя составными частями времени:прошлым, настоящим и будущим. Ее четыре руки простираются во все стороны света:на запад и восток, на север и юг. Ее высунутый язык говорит о чувственной ивсепоглощающей природе… Но может ли кто-то представить себе, чтобы Калипожелала очиститься от крови жертв, а значит, пожелала расстаться со своейсущностью?

— О, будь она проклята! — вскричал Василий, безнадежномахнув рукой. — Я отчаялся понять! Мне не до этого! Скажи, где моя жена? Ты знаешь?Она жива?

Нараян медленно кивнул.

— О, слава господу! Эта тварь Тамилла подсунула мне ожерельеКангалиммы, будто бы поднятое со дна крокодильего рва, куда в порыве отчаяниябросилась Варенька.

Но я не поверил, я заставил себя не поверить ей, иначе умербы на месте! Но где она? Скажи, если знаешь!

— Чандра во дворце магараджи Такура, — произнес Нараян, иВасилию показалось, будто он получил удар тяжеленной палицей в подбрюшье.

Он слепо рванулся куда-то вперед, но рука Нараяна уперласьему в грудь.

— Не бойся. Магараджа сластолюбив, но он не тронет Чандру.Иначе он заключит в объятия огонь жестокий, голыми руками схватит кобру!

— Полегче… — выдохнул с ненавистью Василий, и Нараян,взглянув в его побелевшие от ярости глаза, счел необходимым пояснить:

— Кали не простит своему жрецу любовной связи с другойбогиней, тем более — со светлой Чандрой. Магараджа мог участвовать в обрядахдетей Луны, надев на себя лживую личину, однако любодействовать он может толькос демоницами, подобными Тамилле. Но медлить и слишком успокаиваться не стоит.То, что для нас, детей Луны, — смысл существования, для служителей Кали — всеголишь жертвенная солома на алтаре Агни.

— Ты говоришь о смысле существования, — тихо проговорилВасилий. — О каком смысле? Какого существования? Научи меня хотя бы малости:видеть смысл в твоих поступках! Ты дважды спасал жизнь Вареньке — нет, трижды,ведь и от душителей ты хотел спасти ее, только они оказались хитрее. И вот в туминуту, когда ей снова грозит смертельная неведомая опасность, ты… — Он осекся,мучительно подбирая слова, потому что мысли текли вразброд. — Я не спрашиваю,почему мне кажется, будто ты проходил сквозь стены и проводил сквозь стеныменя. Я не спрашиваю, как ты излечил рану, которую сам нанес мне, — излечилпочти бесследно! — Василий потер пальцами левое плечо, боль из которогостремительно улетучивалась, оставляя по себе лишь легкое онемение. — Но,похоже, настало время объяснить мне, настало время сказать, почему сейчас,когда она в плену у этого беспощадного человека, ты спасаешь не ее, а меня?!

Острая молния сверкнула в глазах Нараяна, ноздри слегкадрогнули.

— Ты смутил меня, господин, — сказал он, и Василийвздрогнул, впервые услышав в голосе Нараяна отзвук покорности. — Я забыл о том,что вам, европейцам, нужно всегда знать, что происходит и зачем. О да, преждевсего — зачем! Для нас ведь все просто: Карма ведет, Карма движет, Карма берет.Карма следует, Карма связывает, Карма отпускает, Карма дает. Карма никогда ненаходится в покое! Так было с тех пор, как Брама утвердил землю среди вод извезды на небе. Нам этого достаточно, чтобы во всем и всегда следовать путемсвоей Кармы. Но ты живешь не божественной волею, а волею себя самого,случайностью, прихотью своей судьбы…

Что же, ты вправе знать, и я поведаю тебе, если желаешь,наши тайны, однако не взыщи, если мой рассказ покажется тебе краток. У меня и утебя нет времени на долгое повествование, ведь твоя жизнь по-прежнему вопасности, а жизнь богини сейчас зависит от твоей жизни!

— Богини?! — пробормотал Василий, и на месте этого Нараяна,печального, усталого, как бы обреченного, перед ним возник другой —Нараян-наставник, Нараян-палач, мучитель, в черной глубине глаз которогопромелькнуло что-то глубоко страдальческое и вместе с тем зловещее, когда онизрек:

— Тебе предначертано стать любовником богини!

— Богини? — повторил он пересохшими губами, и Нараян кивнул:

— Чандры. Твоей жены.

— Значит… О господи! Значит, Тамилла все-таки говорилаправду. Она была воплощением богини!

— Я служу обоим мирам — небу и земле. Магараджа Такура иТамилла служат только темной, подземной патале, где живут темные демоны и наги[29], противостоящие небесным богам. Там ложь произрастает, как трава, из коейдобывают яд, который когда-нибудь уничтожит Вселенную! Аруса… Аруса, вспомниэто имя! Вспомни все, что было с тобою в лунную ночь, и подумай: разве этопохоже на кровавые жертвоприношения Кали?!

Что было там еще, кроме божественной страсти, которая зажглав ваших телах и сердцах неугасимый огонь, соединивший вас навеки и позволившийвоскресить все, чему следовало остаться в безднах забвения?

— Да, страсть! — прошептал Василий, чувствуя, как оживаютвоспоминания в сердце… и в чреслах его. — Страсть и красота! Значит, правда, чтоты похитил меня в той рыбацкой деревушке для участия в обряде?

А где ты нашел Вареньку?

— Чандру отыскал магараджа Такура. Мы долгое время думали,что он один из детей Луны, однако он лишь надевал на себя лживую личину, а самбыл одержим желанием принести нашу богиню на алтарь Кали.

Дравиды ненавидели ариев и всегда враждовали с их исконнымибогами.

— Арии? — переспросил Василий. — Авеста, Заратуштра… арии…что-то я читал такое, ей-богу, только не помню!

— Дравиды — коренное население Индостана. Дикари! Мы, арии,— древнейший пранарод, явившийся из северных земель.

— С Тибета, что ли? Ну, так это еще не север. Север, знаешьли…