соизмерять свои желания со своими силами и возможностями, отступив в глубину острова, и там искать подходящее укрепленное место. Я остановил свой выбор на Триокале, которая находится в четырехстах пятидесяти олимпийских стадиев отсюда. Этот город укреплен самой природой, так как стоит на высокой скалистой горе. Кроме того, в его окрестностях бьют многочисленные родники, а сама местность покрыта оливковыми рощами, виноградниками и пшеничными полями, что обеспечит нас всевозможными жизненными припасами. Решение мое бесповоротно. Готовьтесь к походу! Выступаем нынешней же ночью с соблюдением тишины, чтобы наш уход был для лилибейцев полной неожиданностью.

Глава четырнадцатая

Отступление от Лилибея. – Экспедиция Гомона. – Ночная стычка. – Захват мавретанских кораблей. – Капитуляция Триокалы

Мемнон и его всадники в этот день вместе со всеми готовились к выступлению в поход. Эвгеней был в прекрасном расположении духа от сознания того, что Афинион внял его уговорам идти на Триокалу, хотя накануне киликиец еще колебался и говорил, что ему нужен приморский город. Мемнон, беседуя у костра с друзьями-гладиаторами, делился с ними своими впечатлениями о встрече с Афинионом и особенно о его речи на военной сходке.

Думноригу понравилось, что Афинион правильно оценил угрозу Риму со стороны кимвров.

– Об этом мы слышали еще от Минуция, – заметил Багиен.

– Только Минуций, говоря о кимврах, больше всего был озабочен тем, как спасти от них Рим с помощью восставших рабов, – возразил Думнориг. – Он и слышать не хотел о каком бы то ни было союзе с кимврами. Он мечтал вернуться в Рим третьим его основателем90 во главе армии, составленной из беглых рабов и свободных италийцев, пообещав им римское гражданство.

– Сельские рабы в Сицилии целиком и полностью за нас, – сказал Мемнон, задумчиво глядя на огонь костра. – Но ни один город не перейдет на нашу сторону. А нам не хватает настоящего оружия и снаряжения. Все это изготавливается в оружейных мастерских, которые сосредоточены в городах. Афинион сказал мне, что будет заставлять осажденные им города поставлять ему оружие в обмен на хлеб. А что? По-моему, это очень разумно…

– А мне по душе его слова о коммунистическом устройстве в Сицилии, – заявил Эвгеней. – Вы слышали? Афинион хочет установить равенство на сицилийской земле. А города мы со временем подчиним себе силой.

– Ну, сам-то Афинион с его страстью к царской роскоши мало походит на коммуниста, – с иронической усмешкой заметил Сатир, любовно протирая ветошью лезвие своего испанского меча. – Вы видели его роскошный шатер на берегу моря? А его красавиц-наложниц? Право, у него недурной вкус…

– Такая коммуна и мне по душе! – со смехом воскликнул Астианакс.

В это время к костру подскакал верхом на коне Ликорт.

– Конница выступает в первую стражу, – предупредил он, обращаясь к Мемнону. – Ты и твои всадники будете замыкающими.

– Мы готовы, – ответил Мемнон.

Порядок выступления из лагеря назначил сам Афинион.

В первую стражу ночи двинулась конница во главе с Ликортом, направившись по дороге, ведущей к Мазаре. К ним присоединился конный отряд Мемнона. Следом за всадниками Тевтат вывел из лагеря свой отряд, насчитывавший более трех тысяч воинов. Другой отряд численностью в четыре с половиной тысячи человек возглавляли Скопад и Браней. Они снялись с лагеря во вторую стражу ночи. Последним готовился к выступлению Дамаскид со своими тремя тысячами воинов. Его лагерь стоял отдельно, на северном берегу залива…

* * *

Большая мавретанская эскадра во главе с царским стратегом Гомоном незадолго до заката появилась вблизи острова Апониан, отстоявшего от Лилибея примерно на восемь римских миль.

Бокх, царь Мавретании, по настоятельной просьбе квестора Фабриция Руга решил оказать помощь осажденному Лилибею. Он давно искал случая как-нибудь выслужиться перед римлянами, чтобы загладить свою вину перед ними за участие в войне на стороне Югурты.

На двадцати семи однопалубных и двухпалубных кораблях Гомон вез на помощь осажденным тысячу двести отборных воинов из племени маврусиев.

Гомону очень не хотелось задерживаться на Апониане. Погода портилась. До Лилибея было не так далеко, а усиливавшийся ветер был попутным. Кормчий передового корабля, на котором находился Гомон, заявил, что, если ветер не переменится, корабли успеют еще до наступления темноты войти в лилибейскую гавань. Гомон принял решение продолжить плавание.

Эскадра миновала остров, но вскоре сильный обратный ветер заставил мореплавателей отклониться от курса. Ветер и волнение на море усиливались. Гомон, не на шутку встревоженный, отказался от намерения идти в Лилибей, приказав править прямо к сицилийскому берегу.

Ветер отогнал эскадру к северу от Лилибея. Корабли пристали к берегу, когда было уже совсем темно. Матросы, гребцы и солдаты соединенными усилиями вытаскивали суда на песчаную отмель. Все кормчие, не раз плававшие в этих местах, в один голос заверили мавретанского стратега, что Лилибей находится не более чем в тридцати олимпийских стадиях от места высадки. Это было не так далеко, и Гомон задумал пройти в город под покровом ночной темноты, пусть даже с боем. Дожидаться рассвета было рискованно. Непогода могла помешать эскадре выйти в море, а противник, обнаружив отряд, непременно напал бы на него, прижал к берегу и уничтожил, имея большой перевес в силах.

Все воины вымокли в морской воде, пока вытаскивали на берег корабли, но осторожный Гомон запретил им разводить костры. Поблизости могли рыскать конные дозоры мятежников.

С сотней человек Гомон пошел на разведку по дороге, которая тянулась вдоль побережья.

Примерно через полтора часа разведчики вышли к заливу и разглядели на противоположной его стороне мерцающие в темноте многочисленные огни костров. Это был лагерь мятежников. Гомон определил по карте, что он находится на северном берегу Лилибейского мыса. Огни соседнего лагеря мерцали в нескольких стадиях южнее залива. Стратег решил провести всех своих маврусийцев через пространство между двумя лагерями, где на пути могли встретиться лишь отдельные сторожевые посты противника. Гомон не сомневался, что ночная темнота и вызванное его внезапным появлением замешательство врагов позволят ему без особых помех добраться до главных въездных ворот города. Там его уже с нетерпением ждали, так как еще за день до того, как эскадра покинула гавань Русаддира, стратег послал вперед быстроходное вестовое судно. Гомон был уверен, что в Лилибее уже предупреждены о его скором прибытии.

Вернувшись из разведки к кораблям, мавретанский стратег построил своих воинов в походный порядок и предупредил, что во время движения они должны соблюдать полную тишину и быть готовыми перестроиться по его приказу в боевой порядок при подходе к осажденному беглыми рабами городу.

Для охраны кораблей Гомон оставил отряд численностью в двести пятьдесят воинов. Командиру этого отряда он приказал на следующий же день, если позволит погода, вывести корабли в море и идти в Лилибей.

Остальных воинов Гомон повел берегом моря к мысу.

Примерно в третью стражу ночи отряд Гомона, насчитывающий девятьсот пятьдесят воинов, скрытно подошел к лагерю мятежников.

Остановив солдат, Гомон отправил вперед нескольких разведчиков, которые вскоре вернулись и сообщили, что мятежники, стараясь не производить шума, покидают лагерь на северном берегу мыса, выходя на большую дорогу, ведущую от города в юго-восточном направлении.

Долго не раздумывая, Гомон приказал маврусийцам сменить походный порядок на боевой, построив их в тридцать рядов. Он повел отряд прямо к городу. Храбрый и опытный стратег не сомневался, что в столкновении с ничего не подозревающим противником он без труда прорвется к Лилибею, так как его воины наступали в сомкнутом боевом строю против вражеской колонны, двигавшейся в походном порядке.

Гомон рассчитал верно. Его фаланга с ходу напала на врага (это был трехтысячный отряд Дамаскида) и легко пробила себе дорогу к городу.

Неожиданное нападение, отчаянные вопли и звон оружия, раздавшиеся в тишине ночи, привели воинов Дамаскида в полное замешательство. В схватке на дороге убито и ранено было не меньше сотни человек.

Не останавливаясь, маврусийцы прошли мимо лагерного вала в сторону города. Примерно через час, когда уже рассвело, Гомон и его солдаты вступали в город под радостные приветствия жителей, которых охватывал еще больший восторг при виде брошенных мятежниками стоянок с еще дымившимися на них кострами.