из них даже присоединился к восставшим. Афинион объявил оставленные владельцами усадьбы общей собственностью работавших в них рабов, обложив их десятинным налогом, а брошенные в черте города дома приказал использовать как зернохранилища. Всем воинам он приказал остановиться лагерем в неполной миле от городских стен. Еще раньше он огласил приказ царя Трифона, в котором тот не разрешал солдатам покидать лагерь и становиться на постой в домах жителей городов и деревень.

Тем временем из области Сегесты поступили сообщения о том, что продовольственные отряды города силой захватывают зерно из загородных имений и произошло уже несколько кровавых стычек между ними и охранявшими коммуны вооруженными отрядами повстанцев.

Афинион послал к Сегесте три тысячи воинов во главе с Тевтатом. С остальными тремя тысячами отборных бойцов и отрядом всадников он остался под Триокалой.

Часть четвертая

ВРЕМЯ ЗАТИШЬЯ

Глава первая

Отступление от Моргантины. – Сальвий Трифон в области паликенов. – Объединение в Триокале

Боевые действия в Сицилии после поражения Нервы под Моргантиной прекратились. Претор с пятью тысячами солдат заперся в Энне и больше не помышлял о продолжении войны, занявшись устройством своих личных дел.

Сальвий Трифон еще в течение двух месяцев осаждал Моргантину, не теряя надежды взять ее до наступления зимы. Численность его армии за это время значительно возросла. Но Сальвий больше был озабочен не ростом численности восставших, а их военной подготовкой. Хотя сам он раньше никогда не бывал на войне, это вовсе не означало, что он плохо разбирался в военных делах. Латинянин умело подбирал командиров, обращая внимание не только на их храбрость и грубую силу, но и на исполнительность. От них он требовал ежедневно выводить воинов на учения даже в ущерб осадным работам.

К исходу метагитниона91 были построены четыре осадные башни с таранами, засыпаны рвы у крепостных стен, изготовлены баллисты, катапульты, винеи и лестницы.

Восставшие испытывали недостаток в лошадях и мулах. Кроме того, несколько захваченных ими стад рогатого скота были съедены в первый же месяц осады. Сальвий, оставив под Моргантиной отряды Френтана и Аминандра, приказал Терамену, Диоксену и Мисагену прочесать со своими воинами территорию вокруг Менена, Имахары, Палики и других мест с целью заготовить необходимое количество провианта и пригнать как можно больше лошадей и скота.

«При этих рекогносцировках, – писал Диодор, – рабы запаслись большим количеством животных, в том числе лошадей, и в короткое время обзавелись более чем двумя тысячами всадников. Пехотинцев у них было не меньше двадцати тысяч, вполне подготовленных благодаря воинским упражнениям».

В начале сентября вернулись Мемнон и Эвгеней со своими двумястами всадниками. Они привезли с собой радостную для всех весть о том, что Афинион безоговорочно признал верховную власть Сальвия Трифона и торжественно снял со своей головы царскую диадему, приказав отнести ее на хранение в храм богини Танит близ Лилибея.

Сальвий призвал Мемнона и Эвгенея к себе, с интересом выслушав их рассказы о состоянии войска Афиниона, о его военачальниках, о ночном переполохе под Лилибеем и захвате восставшими около тридцати мавретанских кораблей. Сообщение о капитуляции Триокалы не произвело на него особого впечатления.

– Я мог бы взять ее еще в июне, но мне рассказывали, что это заурядный городишко с земледельческим населением, – пренебрежительно заметил он.

– Моргантина пока неприступна, – сказал Мемнон. – Стоит ли тратить на нее силы и время? Не лучше ли оставить ее и уйти в Триокалу, хорошо укрепленную самой природой…

– Я тоже так думаю, – сказал Эвгеней.

Сальвий в задумчивости поскреб ногтями подбородок.

– Посмотрим! – неопределенно сказал он. – Ну, а что Афинион? Какие у него планы? Чем он вообще занимается? Сидит в Триокале?

– Плохого же ты мнения о нем, – улыбнулся Мемнон. – Нет, он полон энергии и, по-моему, знает что делает. Он избрал своей тактикой осаду городов, но не с целью овладеть ими, а заставить их обменивать оружие на хлеб…

– Вот как! – заинтересовался Сальвий. – Он всерьез рассчитывает, что ему удастся таким способом заставить города поставлять ему оружие?

– Сегеста уже почти месяц в осаде. Пройдет еще два-три месяца, и голод заставит сегестинцев принять его условия. Киликиец, как и ты, считает, что сами города восставшим не нужны, причем хвалил тебя за твое высказывание о том, что пребывание в них ведет к бездельничанью и всему, что с этим связано, – изнеженности и распутству.

Эвгеней покосился в сторону александрийца с некоторым недоумением: сам он ничего такого от Афиниона не слышал.

Мемнон, конечно, покривил душой, приписывая киликийцу этот лестный для Сальвия отзыв о нем. На самом деле ничего подобного Афинион ему не говорил. Но Мемнону очень хотелось, чтобы вожди восстания испытывали друг к другу как можно большую взаимную приязнь и доверие.

– Очень надеюсь на то, что мы с ним поладим, – с довольным видом сказал Сальвий. – Ну, а вы? – спросил он, обращаясь к Мемнону и Эвгенею. – Что намерены делать?

– Я хочу, как и прежде, командовать отрядом в коннице Мисагена, – ответил Эвгеней.

– А я вернусь к Френтану и, как обещал, буду вместе с ним заниматься обучением его легиона, – сказал Мемнон.

– Я хотел предложить тебе принять командование над двумя тысячами новичков, прибывших в лагерь за то время, пока ты отсутствовал, – заговорил Сальвий, обращаясь к александрийцу.

– А почему бы тебе не передать их Френтану? – предложил Мемнон. – У него уже вполне обученный легион по римскому образцу. Кроме того, он запасся большим количеством оружия и снаряжения. Пусть готовит второй легион, а я некоторое время спустя приму участие в этом деле.

Сальвий бросил на него вопросительный взгляд.

– Ты сказал «некоторое время спустя». Как это понимать?

– У меня есть кое-какие дела на восточном побережье.

– Твои критские друзья никак не могут оставить тебя в покое, – усмехнувшись, произнес латинянин.

– Я не задержусь там надолго, – сказал Мемнон, а про себя подумал: «Знал бы Сальвий, что я собрался на свидание с любимой женщиной…».

* * *

Осада Моргантины продолжалась. В один из последних дней метагитниона, или в первой половине сентября по римскому календарю, восставшие пошли на приступ. Осажденные оказывали яростное сопротивление. Плечом к плечу со свободными жителями Моргантины бились их рабы, которым была обещана свобода. В конце концов, повстанцы отступили, потеряв около шестисот человек убитыми и ранеными. Все осадные башни с таранами защитники города подожгли или разрушили каменными ядрами, выпущенными из метательных машин.

Спустя шесть дней после этого Сальвий, созвав на совет всех старших командиров, объявил им о своем решении снять осаду и отвести армию на зимовку в Триокалу, которую отбил для него Афинион.

– Но прежде я намерен посетить священный участок божественных Паликов, воздвигнуть им алтарь и почтить их торжественным жертвоприношением в благодарность за покровительство нашему справедливому делу.

В наступившее утро следующего дня войско восставших, насчитывавшее не менее двадцати двух тысяч человек, двинулось в сторону Леонтинской равнины и после двух дневных переходов остановилось громадным лагерем в трех милях от города паликенов.

Местные жители восприняли приход мятежных рабов без особой боязни и тревоги. Им уже было известно, что царь восставших решил возблагодарить богов Паликов за победу над римским претором. Повстанцы вели себя на удивление очень дисциплинированно: никаких бесчинств, случаев насилия или погромов не было.

Первым делом Сальвий решил воздвигнуть братьям Паликам новый большой алтарь, выбрав для этой цели живописное место на равнине, к востоку от священных серных источников, возле которых шесть месяцев назад заговорщики дали друг другу клятвы верности в борьбе за дело свободы.

В течение двух дней тысячи воинов снесли к месту сооружения алтаря необходимое количество камней и прочих материалов. Еще два дня ушло на его строительство. Воздвигнутый алтарь поражал своими огромными размерами.

Освящение его проводилось по всем правилам. Правда, верховный жрец Паликов, боявшийся мести восставших за свой донос претору о заговоре рабов, сказался больным и не выходил за пределы города, послав на освящение алтаря своего помощника и прочих