знал, что в советское время, кроме Сталина, все имели своего наставника, серого кардинала. Таким был Суслов при Брежневе.

Анатодлий Парпара возразил:

– Я думаю, что в ситуации, задуманной Сталиным, Суслов мог быть хорошим исполнителем. Но обстоятельства переменились, и он изменился вместе с ними… В моей судьбе Суслов сыграл негативную роль. В 1977 году был сделан донос двумя псевдоинтеллигентами на группу писателей: талантливого критика Юрия Селезнева, замечательного поэта Геннадия Серебрякова, поэта Вадима Кузнецова и меня. Тогда, чтобы уничтожить, русских людей часто обвиняли в шовинизме, а нас обличили еще в том, что мы пытались (каким способом?) рабочий класс поссорить с крестьянством, видимо, потому что были детьми рабочих. Эта «телега» легла на стол Суслова, он наложил резолюцию «Разобраться и исключить!» и передал заведующему отделом культуры московского горкома Леониду Ивановичу Матвееву. И нас стали исключать из партии и, конечно, из Союза писателей. Так продолжалось три месяца. Все же нашлись люди, которым наши судьбы были небезразличны, а вот Суслов…

Петр Проскурин:

– Я изучал мир этих людей. Для Михаила Андреевича ваши судьбы были такой мелочью. В его руках была государственная машина. Такие люди жили в своем, замкнутом мире, жестоком к ним и потому жестоком для других. Что для него значили вы?..

В позднесоветское время появилась и окрепла группа, которую в служебных документах Комитета госбезопасности именовали «русской партией» или «русистами» (хотя вообще-то русисты – научное понятие, обозначающее специалистов по русской литературе и языку). В число «русистов» включили тех, кто считал, что в Советском Союзе в угоду другим национальностям ущемляются права русских.

В этой группе были люди, искренне переживавшие за Россию, ученые, писатели и художники, выступавшие против запретов в изучении отечественной истории и культуры. Но заметнее были партийные и комсомольские функционеры средней руки, которые считали себя обделенными в смысле постов и должностей. Они доказывали, что евреи и те, кто им покровительствует, заняли слишком заметное положение в обществе.

Многие активисты этого движения выросли на «Протоколах сионских мудрецов», которые в Российской Федерации включены в Федеральный список экстремистских материалов. «Протоколы» были признаны фальшивкой повсюду, кроме нацистской Германии, где вошли в основной арсенал пропагандистской литературы.

Антисемитская литература проникала в нашу страну с середины шестидесятых годов – сначала считаными экземплярами, плохонькими ксероксами, а потом хлынула потоком. Определенная часть русской эмиграции переводила на русский язык и издавала крохотными тиражами гигантскую библиотеку современной антисемитской литературы. Когда советских людей стали пускать за границу, появились и читатели.

В стерильной атмосфере советского общества антисемитские книги производили сильное впечатление на тех, кто был предрасположен к такого рода мыслям. Помимо литературного, диссидентского самиздата в Советском Союзе образовался и антисемитский самиздат.

Валерий Николаевич Ганичев, который руководил отделом культуры ЦК ВЛКСМ, а затем был назначен главным редактором «Комсомольской правды», рассказал, что «Протоколы сионских мудрецов» он получил от художника Ильи Сергеевича Глазунова. Заведующий отделом ЦК комсомола читал книгу, «и многое становилось ясным». «В этот период, в 1962–1964 годы, – рассказывал Ганичев в газетном интервью, – фактически начинало утверждаться русское национальное мировоззрение. До этого оно удерживалось в рамках военно-патриотического движения. И вдруг осозналось шире, как государственное мировоззрение».

Движение имело высоких покровителей, назывались имена некоторых членов Политбюро. А вот Михаила Андреевича Суслова никак не могли понять.

«Для меня не ясна роль Суслова во всем этом движении, – говорил Ганичев. – Или он был чистый аппаратчик, и не более. Иные считают его масоном. Не знаю. Андропов ненавидел русскую партию и боялся ее… Особенно борьба обострилась с приходом к власти Юрия Андропова – яростного русофоба. Михаил Александрович Шолохов мне рассказывал, как написал записку в ЦК о положении русского народа, об отсутствии защитников его интересов в правительстве, в ЦК, в любых государственных структурах. Суслов и Андропов эту записку замотали».

Литературный критик Михаил Петрович Лобанов возненавидел Андропова за то, что по указанию председателя КГБ ему «устроили идеологическую порку с нешуточными политическими обвинениями».

– Андропов, – рассказывал Лобанов в газетном интервью, – будучи председателем КГБ, в своих донесениях в ЦК именовал нас «русистами», вкладывая в это слово нелестный для нас смысл. «Духовными аристократами» он называл, по словам Бурлацкого, своих советников, консультантов – того же Бурлацкого, Арбатова, Бовина и так далее. В глазах этой идеологической обслуги мы были, конечно, шовинистами, фашистами. Но сама их биография, их роль в разрушении государства показывает, что за «духовные аристократы» окружали Андропова…

Лобанов имел в виду одну рассекреченную записку председателя КГБ.

28 марта 1981 года Андропов сообщал в ЦК:

«За последнее время в Москве и ряде других городов страны появилась новая тенденция в настроениях некоторой части научной и творческой интеллигенции, именующей себя “русистами”. Под лозунгом защиты русских национальных традиций они по существу занимаются активной антисоветской деятельностью. Развитие этой тенденции активно подстрекается и поощряется зарубежными идеологическими центрами, антисоветскими эмигрантскими организациями и буржуазными средствами массовой информации…

Противник рассматривает этих лиц как силу, способную оживить антиобщественную деятельность в Советском Союзе на новой основе. Подчеркивается при этом, что указанная деятельность имеет место в иной, более важной среде, нежели потерпевшие разгром и дискредитировавшие себя в глазах общественного мнения так называемые “правозащитники”.

Изучение обстановки среди “русистов” показывает, что круг их сторонников расширяется и, несмотря на неоднородность, обретает организационную форму… К “русистам” причисляют себя и разного рода карьеристы и неудачники, отдельные из которых нередко скатываются на путь антисоветской деятельности».

Последнее замечание Андропова, надо понимать, было самым неприятным для националистов. Меньше всего им хотелось, чтобы их называли карьеристами и неудачниками, хотя офицеры пятого управления были недалеки от истины.

В апреле 1969 года уже упоминавшийся Валерий Ганичев, а также поэт Владимир Иванович Фирсов, прозаик Владимир Алексеевич Чивилихин и директор одного болгарского издательства приехали в гости к Шолохову. Незадолго до этого Фирсов опубликовал в журнале «Октябрь» стихи, за которые начальство к нему очень расположилось:

Эка! Правдолюбцами рядятся,

На поклон идут к врагам страны.

Власовцы духовные родятся!

Мужики об этом знать должны.

Фирсова ввели в редколлегию журнала «Молодая гвардия», отметили премией Ленинского комсомола и Государственной премией РСФСР имени М. Горького. Что касается Владимира Чивилихина, то его роман «Память» вдохновил создателей ультраправого и антисемитского общества с тем же названием, которое станет заметным в перестроечные годы.

«Стол был по-русски щедро завален едой, – записал в дневнике Чивилихин, – и все так вкусно, что я давно не едал ни такого поросенка, ни огурчиков, ни рыбца, ни холодца».

Патриотически настроенные писатели пили «Курвуазье» и «Мартель». Говорили о сложной ситуации в стране, о бедственном положении людей.

Шолохов сказал:

– С мясом плохо в стране, товарищи. Рассказывают, что народ