Раскрыв глаза пошире, она поняла, что в этом мире, кроме совершенно безнадёжной её самой, которой уже никакие средства не помогут, больше нет никого, кого надо было бы спасать. Да и телом она была не настолько велика и необъятна, как её любвеобильное, всем сопереживающее сердце. Куртка, с которой нараспашку она бросилась на помощь, доходила синему комбинезону только чуть ниже пояса, не закрывала, а только окаймляла торчащие из-под неё длинные худые ноги, её же толстенькое короткое туловище неприглядно повисло у него на шее…

Синий комбинезон пришёл в себя и резко оттолкнул от себя Янцзинь. Вдев руки в рукава куртки, он подошёл к палатке и вернувшим себе самоуверенность голосом громко крикнул:

– Санитар!

Санитар достал аптечку, белоснежный бинт, обработал и перевязал ему рану. Он сидел на корточках, слегка нахмурившись, взгляд его блуждал где-то далеко, поверх всех голов. Не знающая, куда себя девать со стыда, Янцзинь тоже сидела на корточках, пригнувшись, на берегу, чтобы её не было видно, не решаясь подняться во весь рост.

У Собо тряслись губы от ярости, он даже не мог говорить.

И опять же Чжан Лосан, придерживая тяжёлый груз за пазухой, неспеша подошёл и сказал ему:

– Начальник, скажи женщинам, чтобы шли отсюда, на берегу чистого священного озера женщинам долго быть нельзя!

Собо вытянул палец в его сторону:

– Ты… ты опять?.. Опять эта чушь про священное озеро!

– Они думают, что озеро не священное, поэтому можно его взорвать. Ну а мы думаем, что оно всё-таки священное, поэтому нечистым женщинам тут не место, пусть уходят.

Собо стиснул зубы и сказал:

– Ну ладно, скажи им, пусть уходят, всё равно толку от них никакого, один беспорядок!

Женщин в отряде было немного, они словно только ждали этого приказа, тут же побежали к берегу, подхватили Янцзинь и рысцой затрусили прочь от озера. Уже через минуту они скрылись из виду за деревьями. Тут только все услышали, как Янцзинь зарыдала в голос.

При звуках этого рыдания, похожего на завывания волчицы, синий комбинезон, к которому только-только вернулось обычное выражение лица, снова весь побелел.

Собо тоже, словно проткнутый шилом пузырь, из которого с шипением уходит воздух, медленно обмяк и сник.

Все дрогнули при звуках этого горького отчаянного рыдания. Когда плач умолк, там вдали послышалась красивая и печальная песня, которую пели женщины, и повторяло лесное эхо:

О заветной любви я пою тебе песню,

А тебе только слышится горький упрёк;

Мы вино драгоценное выпили вместе,

Но тебе его вкус показался не впрок.

В сердце распускаются нежные цветы,

Острыми колючками мне ответил ты…

Свет клонящегося к закату солнца упал на озеро, сменивший направление ветер взволновал гладь воды, у всех в глазах плясали золотые блики.

Слушая песню, старина Вэй тяжело вздохнул. Собо поднялся, медленно подошёл к синему комбинезону, руку он держал на поясе, на рукояти ножа. Синий комбинезон дрожащими губами выговорил:

– Я же не думал, что она так серьёзно… Если бы я знал, что она настолько серьёзно, то я бы её не стал трогать!

Старина Вэй крепко обхватил Собо за талию, приблизил свои губы к его уху и тихо сказал:

– Ты что? В такой ответственный момент? Подумай о будущем!

Это были очень полезные, действенные слова. Собо сразу обмяк.

Старина Вэй сказал начальству:

– Такие действия серьёзно влияют на отношения между тибетцами и ханьцами, между рабочим классом и крестьянством…

Начальство строгим голосом сказало:

– Нельзя по своему произволу оскорблять нравы и обычаи наших братьев из национальных меньшинств, ты должен глубоко раскаяться!

Как только дело вышло на этот уровень, ощущение стыда у синего комбинезона моментально прошло, уступив место облегчению; он довольно бегло и складно сказал:

– Да, я каюсь, я глубоко раскаиваюсь!

Вечерний ветер дул довольно прохладный; начальство устало ждать и сказало:

– Ну раз уж мы полностью готовы, лучше, чтобы огонь пришёл до наступления темноты!

В это время до темноты было часа три, не больше; издали огонь не выглядел таким устрашающим, как прежде; в этот момент он как раз спокойно полз по противоположному горному склону. По его виду было понятно, что с такой скоростью он доберётся сюда не раньше полуночи.

Старина Вэй сказал:

– Когда его боишься, он спешит, а как всё приготовили, так он сразу замедлился.

Синий комбинезон ещё раз проверил заложенный в дыру заряд, провода, идущие к взрывчатке, и сказал:

– На самом-то деле, даже если он ночью придёт, ничего такого. Просто ночью не будет видно, как вода прорвёт перемычку и полетит вниз, хотя зрелище было бы занятное…

Сейчас он, обычно довольно молчаливый и немногословный, болтал просто без остановки. На такой высоте в горах и так уже кислорода не много, а он всё говорил, говорил, сам уже чувствовал, что дыхания не хватает, но не хотел, не мог остановиться. Ему надо было изгнать из глубин сознания ощущение стыда перед этой толстенькой девахой, забыть. Он не понимал, о чём поётся в песне, но прекрасно слышал её печаль и безнадёжность. Он не понимал слов припева:

«В сердце распускаются нежные цветы,

Острыми колючками мне ответил ты…»

Но и не понимая слов, чувствовал, что песня своим остриём направлена на него и больно колется. И он говорил, говорил до тех пор, пока все не отошли от него подальше, один только добрый человек – старина Вэй – остался рядом с ним.

Он спросил его:

– Но ведь говорят же про них, что у них всё запросто, что эти люди спят с кем попало, разве не так? А я с ней только шутил, развлекался, ну погладил пару раз…

Из них всех только старина Вэй хорошо понимал жизнь гор:

– Проблема-то в том, что она не просто хотела с тобой переспать, у неё к тебе возникло чувство. Этих людей я и сам не понимаю. Они и правда могут так запросто, хи-хи да ха-ха, переспать, как для забавы, но если чувства затронуты, то просто беда. И убивают, и поджигают, всё может случиться!

– Но ясно же, что это она меня соблазняла…

– Но это же ты, инженер, не выдержал испытания. Такому, как ты, надо большие дела делать, а вы, интеллигенция, вечно не выдерживаете испытаний…

В этот момент возникла группа по особым делам, три серые тени.

Как потом много лет спустя рассказывали люди Счастливой деревни, эти трое вдруг каким-то образом обрели тайную способность становиться невидимыми. Но