Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Скажи, куда делась вода из озера?
Собо не обладал никакими научными знаниями. Он смотрел на загадочную картину, возникшую на месте озера, и всякие таинственные, мистические истории об озере, которые он слышал раньше, лезли теперь ему в голову посреди ночи. Он был представителем передовой молодёжи, он не желал верить всем этим сказкам и россказням. Но вопрос оставался открытым: куда делась эта вода?
Сейчас воды в озере почти не осталось, была только чёрная дыра, глубокий провал на месте обвалившегося дна; озарявший небо свет от пожара падал вниз и пропадал без следа, а оттуда, из бездонной черноты, доносились странные, холодящие душу звуки, будто множество рыб или какие-то другие невидимые загадочные твари бьются в предсмертной агонии.
Собо поёжился и ответил:
– Я тоже хочу задать тебе такой же вопрос, я думаю, только такие, как ты, понимают, в чём тут дело.
Инженер Ван замотал головой:
– Я не понимаю, как я могу знать, откуда именно в этом озере на дне оказалась большая воронка?
Штабное начальство, с чугунным лицом смотревшее, как перескочивший защитную линию огонь собирается из точечек в сплошной ковёр, набирающий силу и расползающийся по ещё более чёрному, чем сама ночь, девственному лесу, сказало сквозь стиснутые зубы:
– Ты правда не понимаешь или ты делаешь вид, что не понимаешь?
– Я правда не понимаю.
– Нет, ты всё понимаешь! – возвысило голос начальство.
– Я не понимаю… – застонал инженер Ван.
– Понимаешь!
– Я действительно не понимаю…
После этого инженер Ван потерял сознание.
– Товарищи! Мы попались на удочку классового врага, целью которого было затянуть время. Теперь он хочет ещё и дальше морочить нам голову! Пусть все скажут, как нам следует поступить?
Как было принято в те годы, самый общеупотребительный тогда призыв из двух слов сразу же вырвался у некоторых. Их глаза отражали море огня, поднимавшееся всё выше и выше, их сжатые, но не слишком крепко, кулаки взлетели и упали, сопровождаемые криком:
– Бей его! Бей его!
Уже и так испуганного до полусмерти человека тут же повалили наземь.
Ещё раздавались редкие возгласы, лозунги и вскрики, как снова материализовались, обрели форму и стали видны всем трое из группы по особым делам. На поясе у них висели совершенно реальные, осязаемые пистолеты. Они извлекли из карманов штанов сверкающие наручники и с клацанием защёлкнули их на руках лежавшего без сознания инженера.
Как только наручники защёлкнулись, инженер Ван сразу пришёл в себя. Он хотел подняться, но не мог найти, на что опереться скованными руками, и в итоге был поднят за шиворот. Поглядев на свои руки в наручниках, он, как ни странно, быстро успокоился.
Он даже улыбнулся всем и сказал:
– Ну что, пошли? – И тут же сам первый поспешил, спотыкаясь, по тропинке вниз с горы.
Особисты вытащили из кобуры пистолеты и, твёрдо сжимая их в руках, последовали за ним.
В этот момент все обратили внимание, что их силуэты не стали как обычно сереть и бледнеть до такой степени, что чуть отвернёшься, и вот их уже и не видать. На этот раз они проявились полностью, окончательно; их глаза смотрели всепроникающим взором, когда они шли, от тел их шло тепло, даже, пожалуй, жар, и каждая складочка на их одежде шуршала очень конкретно и недвусмысленно.
Они уже уходили, держа инженера Вана под прицелом, когда один из них вернулся и очень весомо, со смыслом, сказал начальству:
– Обо всём, что здесь случилось, мы доложим наверх, со всей объективностью.
Начальство закивало:
– Ну конечно, конечно…
Когда этот человек ушёл, оно всем задом село прямо на землю. Начальство стянуло с головы зелёную военную фуражку. Тут все увидели, что от его головы поднимается пар.
Старина Вэй вздохнул и сказал:
– Ну, теперь точно конец.
Собо тоже вздохнул и сказал:
– Да, конец, как этот огонь пройдёт, лесам Счастливой деревни точно конец, причём конец полный.
Старина Вэй засмеялся:
– Я не о лесе говорю, я говорю о людях. Ты что, ещё не понял?
Собо подумал и сказал:
– Это инженер виноват, он должен отвечать!
– Ого! Похоже, ты всё равно не понимаешь…
Собо стал спрашивать дальше, но старина Вэй отвечал только:
– Я не буду тебе ничего говорить, ты всё равно мне не веришь. И не хочу призывать беду на свою голову; ты в деревне самый умный, сам и смотри, ты всё поймёшь.
Пространство вокруг было озарено красным светом пожара так ярко, что было видно лучше, чем в лунную ночь, но Собо чувствовал, как в голове у него сгущается туман, заволакивает, делает мутным и нечётким всё то, что совсем недавно казалось простым и ясным.
До него стало доходить понемногу, что старина Вэй – человек совсем не простой, но только он хотел снова заговорить с ним, как увидел, что начальство уже машет рукой Вэю, чтобы тот подошёл. Вконец обессиленным голосом начальство сказало:
– Ну, какие будут предложения?
– Отбой. А что дальше, будет завтра видно, по ситуации.
Начальство тут же помахало рукой:
– Ладно, отбой! – Потом само, опираясь на палку, с болтающимся на опущенной шее биноклем пошло спускаться. Все быстро собрали вещи и поспешили за ним.
Как только дорожка свернула в лощину, навалилась непроглядная чернота.
Вверху, на высоте, от яростного блеска огня было светло как днём, но это там, наверху, на открытом просторе. А здесь, на дне ущелья, царила тяжёлая ночная темнота. Вдобавок от прорвавшейся через перемычку воды, пронёсшейся здесь, глина размокла, превратилась в жижу, ноги скользили, и было трудно идти. Но ещё хуже, что вода вынесла на дорожку поломанные сухие ветки и трухлявые стволы деревьев; у многих в колонне были электрические фонарики, но всё равно спускаться теперь было тяжелее, чем раньше подниматься.
Когда, наконец, они увидели россыпь огней Счастливой деревни, то у всех вырвался вздох облегчения. Они вышли на ровную площадку, в которую открывалось сходящее с горы ущелье. Здесь большая вода утратила силу и свалила в кучу всё, что притащила на себе с гор: камни, вывороченные из земли перекрученные корни деревьев, обгорелые стволы, головешки, даже трупы животных. А рядом с грудой всего этого была поляна, то озаряемая всполохами огня, то исчезающая