– Раз у вас столько денег, наймите телохранителя.

– Моя смерть будет на вашей совести!

– У меня уже столько всего на совести, – вздыхает Александр. – До свидания, мадемуазель Бошан.

* * *

Александр почти прикончил бутылку бурбона.

Она была не полная, господин прокурор…

Положив ноги на журнальный столик в гостиной, он докуривает пачку «Мальборо».

Она ушла уже часа два назад. Вернее, он выставил ее вон. Он спрашивает себя, где она. А главное, почему он был с ней так резок. В конце концов, она ведь пришла просить прощения, пусть даже не знала, как взяться за дело.

Софи наблюдает за ним сквозь облако дыма. И взгляд ее суров. Беспощаден.

– Эта девица невыносима, – оправдывается Александр. – Она думает, ей все можно, а других держит за рабов!

Ну вот, теперь он разговаривает сам с собой.

После ухода Софи с ним такое случается.

Он проглатывает последние капли «Джека Дэниэлса», кидает стакан за плечо.

– Пусть выпутывается сама, раз она такая сильная!

Софи продолжает смотреть на него, и Гомес отводит взгляд. Плохо переваренные укоры вызывают у него тошноту.

Стоит ему встать, и он видит, как прямые линии искажаются, а по стене идут волны. Он хватается за спинку дивана, закрывает глаза. Ну вот, даже выпивать разучился.

Плетется, шатаясь, в ванную, подставляет затылок под струю холодной воды.

Поднимает голову, встречает свое отражение в зеркале.

– Она похожа на тебя, это правда. Но она так от тебя отличается…

В кухне готовит себе крепкий кофе. Потом еще чашку.

Кому я нужен?

Этот вопрос он задавал себе сотню раз. После ее ухода он слоняется без цели по миру, опустошенному ее отсутствием. Миру после ядерной катастрофы, где он, к несчастью, оказался среди выживших.

По миру без красок, без запаха, без вкуса. Без жалости.

Миру, похожему на ад. Каким он его себе представляет.

– Я бы так хотел, чтобы она была как ты!

Он возвращается в гостиную, падает на диван, уставившись в стену, которой нечего ему сообщить. Он сам себе невыносим, никчемный алкоголик, валяющийся на дешевом диване. Полная деградация.

Он на краю пропасти.

Нет, не на краю. Подвешенный за ноги, головой он уже там. Захватывающий вид на бездонный провал. И он осознает, что от прыжка вниз его пока что удерживает только охота на зверя.

Странно понимать, что только психопат держит веревку, не дающую ему сорваться в бездну.

Он натягивает куртку, достает «зиг-зауэр» и ключи от «пежо», потом гасит свет. Пока он спускается по лестнице, держась за перила, в мозгу, пропитанном алкоголем, звучит голос Софи.

Это еще не причина позволить ей умереть, любовь моя…

Гомес садится в машину, заводит мотор.

– Твоя взяла, дорогая, я снова выхожу на охоту. Я должен прижать ублюдка. Если не ради этой истерички, то ради Лоры.

Нетрудно найти и предлог, и железное алиби. Гомес просто боится упасть в пустоту. Оттянуть этот момент – вот единственное, что ему важно.

* * *

В жизни есть насущные потребности. Главные, изначальные. Которые напоминают нам, что мы по сути своей лишь животные.

Среди прочих это потребность в месте, где чувствуешь себя в безопасности. В укрытии, убежище. Норе, пристанище.

Когда такого места больше нет, ты становишься загнанным зверем, которым движет поселившийся в теле страх.

Когда ты больше нигде не чувствуешь себя в безопасности, ты превращаешься в простую дичь. В добычу, которая убегает, беспрестанно оглядываясь и не зная отдыха.

Теперь Хлоя это осознает. И это больно. Чудовищно больно.

Без цели и надежды проездив около часа по унылым и скользким дорогам, она вернулась домой. В исходную точку. Всегда приходится возвращаться.

Можете собрать чемоданы и бежать…

Бросить работу, отказаться от поста генерального директора. От всего, что она выстроила.

Исчезнуть, испариться в тумане холодного утра…

Она сидит в своей гостиной с «вальтером» под рукой.

Почему он мне его оставил? Он же мог забрать его, пока я была без сознания. Пока он… Он даже не опасается, что я его раню или убью. Он чувствует себя всемогущим.

Наверняка потому, что так оно и есть.

Разные почему сталкиваются в бешеном ритме. Друг за другом они скачут у нее в голове, натыкаясь на ноющие стенки черепной коробки. А главное из них, скорее всего, почему я?

Ритуальный вопрос, возникающий всякий раз, когда обрушивается беда и ты кажешься себе единственной ее мишенью.

Потому что я красива, конечно. Привлекательна. И я важная персона. А раз я преуспела, то вызываю зависть и вожделение.

Я, безусловно, редкий деликатес. Вызов, желанный приз. Или наваждение.

Каждый успокаивает себя чем может. Поиском причины, мотива.

Этот коп меня бросил. Как Бертран до него. Но я ведь старалась как могла. Я ведь попросила прощения.

Обычная сволочь.

В одном он прав, она должна обратиться в охранное агентство или к частнику. Взять наемника, крепкого парня, который будет всю ночь спать на коврике у двери. Хорошего сторожевого пса с крепкими клыками.

Звонок в дверь чуть не разрывает ей сердце. Однако Тень никогда не предупреждает о своем появлении.

Хлоя сует пистолет в карман шерстяного пуловера и медленно идет в прихожую, зажигая перед собой весь свет. Прикладывает ухо к двери, спрашивая себя, кто бы мог заявиться к ней в гости.

– Да?

– Гомес.

Удивление не имеет границ. Хотя… Хлоя нервно улыбается и поворачивает рычажок замка. Первое, что она видит, – его глаза, в которых отражается свет лампочки над входом. Две смертоносные амбразуры, уходящие в адские глубины.

– А если бы это был не я? – бросает коп.

– Простите?

– Откуда такая уверенность, что это действительно я?

– Я узнала ваш голос, – находится Хлоя.

– Правда? По одному-единственному слову?

Хлоя запирает дверь и идет впереди него в гостиную. Там он скидывает куртку и устраивается в кресле.

– Хотите что-нибудь выпить?

– Я уже пьян.

Хлою пробирает дрожь, она пытается скрыть свои чувства. Глубокое облегчение и утробный страх. Она и не знала, что они могут уживаться.

– Лучше сделайте мне кофе, – велит Гомес.