Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неизменно лишь одно: Это – дружба и вино!
– Ура! Верно! – гремели друзья.
Поэт Языков поднял руку с чарой:
– Взгляните в окно, там месяц май. Вся природа объята радостью возрождения жизни. Этой майской дорогой поедут новобрачные Пушкины! Желаю вам, молодые, вечного мая!
– Браво! Браво! Счастливого пути! – вырывались голоса друзей в открытое окно.
С чарой поднялся Нащокин:
– Что таит в себе эта влага, наполненная нашими прощальными пожеланиями? Что ждет наших милых новобрачных? Неизвестно… Мудрено пить за неизвестность… Но так или иначе, наш Пушкин со своей красавицей завтра укатит в эту неизвестность. Нам только остается пожелать: пускай Пушкин будет неизменным нашим Пушкиным, как справедливо сказал Погодин. Но жизнь, друзья, – хитрая, злая штука. А жизнь Пушкина в наше жестокое время – сплошная каторга… надо только удивляться – откуда он черпает свои богатырские силы? Это чудо, черт возьми, чудо!.. Так было до этого дня. И вот я хочу, чтобы так было и дальше…
– Пушкина к ответу! – потребовали гости.
Пушкин затянул ямщицкую песню:
Снарядил я коней
В путь-дороженьку дальнюю.
Залились колокольчики,
А сердце щемит…
Утром на другой день веселые, жизнерадостные они уехали в Петербург. Здесь молодые остановились, как делал это поэт и раньше, в трактире Демута.
Плетнев, старый друг Пушкина, сейчас же взялся за устройство поселения молодых на лето и осень в Царское Село, с которым так крепко был связан поэт в лицейские годы юности, где теперь, представлялось ему, можно будет тихо, скромно и уединенно начать, наконец, столь желанную, обвеянную покоем счастья, самостоятельную семейную жизнь.
Пока Плетнев хлопотал по приисканию дачи, Пушкин познакомил Наташу со своей семьей и со своей приятельницей, которая иногда огорчала Пушкина своими любовными чувствами к нему, Е. М. Хитрово, восторженной почитательницей его таланта. Экзальтированная, умная, игнорирующая свои пожилые годы, искрящаяся сердечностью своей дружбы, Елизавета Михайловна горой стояла за Пушкина, ревниво охраняла его нежными заботами привязанности.
Посетили они и других друзей Пушкина, конечно же, Карамзиных, Плетнева, у которого Пушкин познакомился с Н. В. Гоголем. Молодой, начинающий Гоголь прочитал отрывок из «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Пушкин сразу же отметил неожиданный талант писателя и открыто расхвалил его:
– У вас превосходный, оригинальный, острый, как бритва, язык. Широкий, веселый талант исключительной редкости и, главное, самостоятельности. С особенным восторгом предсказываю вам блестящее будущее…
Наконец, они переехали в Царское Село и поселились в доме вдовы царского камердинера А. Китаевой, обставленного мебелью Вяземского. Кажется, уладилось, и можно жить без тещи, без экипажа, следовательно, без больших расходов, и без сплетен.
Молодые принялись обустраивать свое гнездышко. Пушкин был занят своим кабинетом, раскладывая книги из больших ящиков по полкам, столам. Посреди кабинета поэт поставил массивный рабочий стол и перед ним кресло, а с другой стороны – диван для гостей и отдыха. На столе сразу появился ворох бумаг и тетрадей, стеклянная чернильница, карандаши, перья, часы, табак и трубка.
Натали возилась в своей комнате, развешивая свои платья и всяческие туалетные принадлежности. Она трепетала от радости, что ей удалось, наконец, вырваться из маменькиного дурдома, что она теперь настоящая взрослая дама и имеет даже собственных горничных.
Поэт, почувствовав прочность семейного благополучия, к которому он так стремился, крепко засел за свой рабочий стол, ложась спать и вставая, как в Михайловском, рано, чтобы скорее, приняв прохладную ванну и наскоро позавтракав, взяться за труд, который должен принести семье так необходимые деньги, оставив в постели свою беспечно спящую красавицу.
Каждый день, по обыкновению после обеда, молодые гуляли в парке и вокруг озера. Возвращались обратно непременно мимо лицея, воспоминаниями о котором Пушкин насыщал Наташу.
Теперь Пушкин постоянно вручал ей книги, приговаривая:
– Читай, моя женка. Книга – великие наши друзья и воспитатели…
Скоро появились у Пушкина первые гости. Приехал Гоголь и Плетнев. Пушкин бурно радовался:
– Вот превосходно, что пожаловали. Ура! Спасибо, Плетнев, за квартиру. Спасибо, брат! – Поэт смотрел на молодого литератора: – Ну, Николай Васильевич, привезли вы мне что-нибудь свое, новенькое? Жду.
– Да, захватил кусочек, – скромно опустил глаза Гоголь.
– Браво! – смеялся Пушкин. – Надеюсь, кусочек с салом, как это обычно бывает у вас в Малороссии… Ну, а какие новости в Петербурге?
– Болезненные новости, друг мой, – начал Плетнев. – В Петербурге началась холера. Говорят, что царь с двором переезжает сюда, в Царское Село.
– Ах, неужели! – воскликнула Натали.
– А я тому рад, – поддержал Пушкин, – что с двором приедет сюда и Жуковский, и это значит, что с ним я стану встречаться каждый свободный час. Я соскучился по Жуковскому.
– Значит, ты не против холеры? – шутил Плетнев.
– Нет! Холера мне пошлет Жуковского, – хохотал Пушкин.
– А я рада, что с двором приедет моя ненаглядная тетушка, Екатерина Ивановна Загряжская, – весело прощебетала Натали.
Пушкин рассмеялся:
– Совсем замечательно! Мне – Жуковского, а тебе холера принесет тетку.
После чая все перешли в кабинет хозяина, где он усадил Гоголя в свое кресло, попросив его почитать принесенное.
Все хохотали, слушая Гоголя. Пушкин даже сел на пол.
Когда чтение кончилось, Пушкин обнял и расцеловал Гоголя:
– Браво, Гоголь, браво, спасибо! Ну и уважил! Бешеный талант! Восхищен! Теперь вы победили Крылова, которого я высоко ценю. Дарю вам сюжет, который сам хотел использовать, но у вас должно получиться лучше. Это о том, как один господин покупал за дешево мертвые души с целью их впоследствии заложить, получив за это капитал.
Гоголь таял от счастья, как воск от огня. Он был растроган до слез:
– Я совершенно опьянен вашими похвалами и вниманием. Я обязательно использую ваш сюжет… Это такой подарок!.. Поверьте, если когда-нибудь из меня выйдет