Серый легко увернулся и наподдал Гриньке коленом пониже спины. Несостоявшийся жених позорно рухнул у моих ног. Встать он уже не пытался, только приподнялся на локте и страшно вращал глазами, брызгая слюной:

— Всё равно доберусь… Не уйдёте… — шептал он. — Найду… Везде найду…

И тут Гринька как окаменел. Даже слюной брызгать перестал и глаза прояснились. Я понадеялась, что это он в себя пришёл. А он совершенно спокойным ровным голосом произнёс:

— Нет, ты сам меня найдёшь, верно? — и бросился на меня.

Я, перепугавшись, заслонила лицо руками, но Гринька и не пытался меня бить. Так и застыл рядом на коленях с нелепо вытянутой рукой. Я помню, как Гринька горестно и торжествующе улыбнулся. Помню, что губы Серого посинели и раскрылись, но не издали ни звука. Увидела, как Серый срывается с места. До меня всего пара шагов, но он так долго бежит. Только зачем он бежит? Всё же в порядке.

Да?

Гринька дёрнул на себя вытянутую руку и вместе с ней дёрнулось моё нутро. Больно. Я опустила глаза. Как много крови натекло. Неужто моей?

И солнце слишком быстро село. Темно. И тихо. Только в ушах звенит. И что-то тяжёлое, по-моему, упало. Чьи-то очень горячие руки прижимались к моему животу, силясь, но не умея стянуть края раны. А я всё дёргалась, пытаясь перекрыть кровь. А то Серый увидит — неудобно. Испугается. А ведь ничего серьёзного…

А потом я забыла. Ведь это так приятно — забывать.

Больно.

Как же больно…

Первую стрелу спустили с тетивы без лишних слов.

Она бы и цель нашла сразу, не превращая короткую стычку в бой, но Серый знал, чего ожидать от людей. Конечно, стрела была пущена в него — он опаснее. Но он быстрый и успел отпрыгнуть, одновременно прижимая меня к земле и грубо ногой отталкивая как можно дальше, мол, беги. Я не побежала. Ещё чего!

Наверное, с Гринькой можно поговорить. Убедить, что Серый никому вреда не причинит, что мы мирные и просто хотим счастливо жить. Но он и так это знал. Не потому за нами гонялся столько лет. У него никогда не было в мыслях кого-то защищать от моего мужа. Он просто мстил. За оскорблённую честь, за насмешки, за порванные некогда порты, за отнятую женщину, за собственную трусость. Всё, что он когда-либо ненавидел, воплощалось в одном оборотне. Казалось, убьёт его, и жизнь наладится. И исправятся ошибки, и бросится на шею та, которая по праву должна принадлежать ему.

Не бросилась бы. Скорее бы сама себе живот вспорола.

А стычка уже стала настоящей бойней. Серый не бросался в гущу врагов, ведь тогда жена останется без защиты. А такого он позволить не мог. Уж лучше самому ловить и отбивать свистящие стрелы. А я, была бы умной, давно бросилась бежать. И мужу не мешала б и себя спасла. Но я же не умная. Я, забыв все некогда выученные приёмы и пережитые неприятности, с воплями и слезами пыталась помочь сражающемуся мужчине. В этот раз случайного оружия под руку не подвернулось, камни и коряги, бросаемые во врагов, играли свою роль, но особого вклада не вносили.

Нападающих была почти дюжина. И Гринька. Будь Серый волком, будь он без меня, он бы, наводя ужас одним своим видом, раскидал этих щенков. Убежать сил точно достало бы. Но за его спиной пряталась жена. Вечно я мешаю! Времени обращаться тоже не было. Поэтому Серый отбивался схваченной тут же жердиной. Благо, арбалеты уже нельзя пустить в ход — толпа мужчин превратилась в клубок дерущихся зверей и разобрать, кто свой, а кто чужой почти невозможно.

Вот же я дура! Вот дура-то! Отпустила мужа одного. Ну кто ж так делает? Ну куда он без меня? Пустились бы поутру наутёк и поминай как звали — с трудом бы кто вспомнил неприметную парочку в огромном городе. Теперь поздно мечтать. И страшный сон не рассыплется на осколки, стоит открыть глаза. Этот кошмар реальный. Но чем я-то могу помочь? Визжать, как напуганная бабища, каковой, собственно, и являлась? И я визжала. Визжала, ругалась, бросалась всем, что попадалось под руку, в толпу, изо всех сил стараясь не угодить по Серому. Но разве приметишь в пылу драки камушек-другой? От меня никакого толку… Я металась меж стен, как в клетке, и впервые осознала, насколько же бесполезна.

Четверых Серый всё-таки уложил. Ещё один, с вывернутой рукой, сидел в углу и тихонько поскуливал, как побитая шавка. Но силы на исходе, а Гринька никогда не умел драться честно. Он заходил со спины, пока его дружки принимали на себя удар за ударом. Я, забыв о правилах драки для баб (не лезь, пока дело не кончится), кинулась и запрыгнула Гриньке на плечи, подбадривая себя боевым кличем, больше напоминавшим истерический плач. Кто б знал, что ему того и надо… Ох, не на Серого Гринька пытался напасть. Чай, не дурак (хотя спорно), — знал, что я на месте стоять не буду. Развернулся и ударил кулаком мне в лицо. Судя по хрусту, попал. Я отлетела в сторону, судорожно пытаясь понять, где верх, где низ и что такое холодное мне в спину ударилось. Оказалось, что не мне, а я: налетела на стену. Едва осознав, что ещё жива, я поняла, что сейчас изрыгну обед вместе с собственными внутренностями — голова нестерпимо гудела, а всё вокруг плыло в сумасшедшем танце. Ни встать ни сесть. Мир уменьшился до размеров одной больной головы и её занимал лишь один вопрос: где пол, на который надо лечь, чтобы не упасть. Я захлёбывалась слезами и рвотой, смешанной с невесть откуда взявшейся кровью. Подняла руку к лицу и тут же отдёрнула — липкий пирог стал на месте носа. Как теперь дышать-то?

Против Серого осталось четверо. А сил не было. Гринька, поняв, что уже победил, вальяжным шагом направлялся ко мне, на ходу замахиваясь ногой. Отстраненно я ждала боли. Но её не было. Удар в живот, второй, третий… Ничего не чувствую. Только нутро всё изливается наземь, и стена продолжает колотить в спину. А что? Почему? Не знаю… Не чувствую…

Иногда любовь становится настолько огромной, что от этого делается страшно. Ты уже не помнишь, что было до. И не знаешь, что от тебя останется, исчезни она вдруг. Останешься ли ты собой? Останется ли от тебя хоть что-то? Станешь кем-то иным, незнакомым, новым? А может, превратишься в бездушное существо, которое вовсе ничего не чувствует?

Серый, с залитыми кровью — своей? чужой? — руками метался меж вооружённых наёмников загнанным зверем. Куда не повернись — удар. Слепо натыкался на выставленные кулаки и каждый раз двигался всё с большим трудом. Сейчас ещё один рывок, наткнётся на мелькнувший в руке у головореза меч и… всё.

Серый рванулся.

Я взвыла.

Первый звук, что я услышала с начала драки был волчий вой. Я ещё не поняла, откуда он возник, но он будто давал силы. Надежду, что бой ещё не окончен. Нога Гриньки замерла в воздухе и понеслась ко мне с удвоенной силой.

Но меня уже не было там, куда он целил. Словно кто-то за шкирку поднял и отбросил в сторону. Аккуратно, как детёныша. Я стояла на четвереньках, начиная, наконец, дышать, а не хрипеть. Воздух, сначала бережно заглядывающий в лёгкие, теперь рвался в них, пытался заполнить всё моё существо.