Турид обзавелась кофеваркой, крекерами ихрустящими хлебцами, которые разместила в шкафу в комнате Марианны, на случайесли бы им захотелось вечером попить кофе или пораньше позавтракать. Онаработала в школе и иногда ходила куда-нибудь с подругами. Но чаще сидела у себяв комнате и проверяла тетради или готовилась к урокам.

Горм большую часть времени проводил в конторе.У него были планы расширить сотрудничество с одной из ведущих магазинных сетей,поэтому Хауган и Хенриксен должны были постоянно держать его в курсе дела иобсуждать с ним важные вопросы. Горм чувствовал, что стал лучше разбираться вделах. Старые работники были им довольны. Каждый день после рабочего дня онвыпивал с ними у себя в кабинете по рюмочке коньяка или выкуривал сигару.Хауган следил за временем — четверть часа, самое большее двадцать минут, емунадо было поспеть домой к обеду.

Поскольку до сих пор еще не была решенамноголетняя борьба отца с коммуной за участок под строительство, это былообычной темой их совещаний. Они собирались весной надстроить к имеющимся ещедва этажа, но этого было недостаточно.

Хауган и Горм договорились между собой, что имнеобходим хороший адвокат, чтобы продвинуть вперед дело с коммуной. Ванг был безупречен,но он утратил боевой задор и в скором времени уйдет на пенсию по возрасту.Кроме того, у него в муниципалитете два друга по политической партии, которыхон не хотел ставить в неловкое положение. Хауган советовал Горму формально неотстранять Ванга от дел и действовать обходным путем. Горм нетерпелив, однакодо поры до времени уступил Хаугану.

Он обнаружил, что ходить на работу отнюдь ненаказание. Напротив, он отдавал ей все больше и больше сил.

Несколько раз, возвращаясь домой, Горм слышал,как Турид и мать смеются над чем-то. И испытывал странное чувствоблагодарности. Ему это казалось трогательным, но словно не имело к немуотношения. К животу Турид он относился только как к животу Турид, что,несомненно, было ей неприятно.

После женитьбы Горм уже никогда не приносилдомой свой желтый блокнот. Он запер его в ящике в своем кабинете. В субботупосле коньяка со стариками он достал его и записал:

«Когда он в первый раз увидел своего ребенка,ему стало ясно, что он оказал услугу своему приятелю».

* * *

В тот день, когда родилась Сири, они с Туридвпервые серьезно поссорились. Она хотела, чтобы их матери, обе, поехали с нимилетом за границу. Таким образом они обеспечили бы себя нянями.

Горм считал, что до рождения ребенка об этомговорить рано. Турид рассердилась и бросила ему, что он не рад собственномуребенку. Возразить на это ему было решительно нечего.

Схватки начались часа два спустя после ссоры,и хотя Турид уже перехаживала положенный срок, Горм считал, что виноват он ислучившегося можно было избежать, если бы он не рассердил Турид.

Он повез ее в больницу. Она стонала и безконца хваталась за него. Из-за этого он чувствовал себя беспомощным, ведь онничем не мог облегчить ее муки, но пытался сохранить самообладание.

Ему велели подождать в коридоре.

— Господин Гранде может тем временем выпитьчашечку кофе, — улыбнулась сестра и хотела увести Турид.

Турид согнулась и вцепилась в Горма. Схватка.

— Сюда, пожалуйста, фру Гранде, — сказаласестра. Турид умоляюще смотрела на него, жадно хватая ртом воздух.

Ему казалось, что он видит ее в первый раз.Все-таки он отвечал за нее. Она была его женой. Он виноват в том, что она стоитв коридоре больницы и корчится от боли. Турид показала ему то, о чем он ни разуне думал во время ее беременности: свой страх. Она смертельно боялась.

Девять месяцев он относился к ее состоянию,как к досадному, но естественному событию, с которым она спокойно справится безего помощи. Его вклад ограничивался тем, что он женился на ней.

Он обнял ее и повел по коридору. Когда сестрахотела разлучить их и закрыть дверь, Турид заплакала.

— Я пойду с тобой, — сказал Горм.

— Акушерка против присутствия там мужчины.

Горм сделал вид, что не слышит, и вошел в этустрашную комнату, полную стальных трубок, никеля и стекла. На полу стояло ведрос чем-то, напоминавшим орудия пытки, плавающие в окровавленной воде.

— Можете здесь раздеться, — сказала сестра иувела Турил за ширму.

Через несколько минут Турид со стоном вышлаоттуда в широкой больничной рубахе.

Горм вознамерился пойти за ней в родильноеотделение, когда властный голос заставил его обернуться:

— Вам туда нельзя!

Эта женщина, безусловно, была здесь главной.Чем-то она напомнила Горму Буббена на борту «Бонневилле». Она не представляетсобой никакой опасности, но хочет быть здесь самой главной, подумал он,направляясь туда, где стонала Турид.

— Вы слышали, что я вам сказала? — Женщинавзяла его за руку.

Горм вспотел, он понимал, что действоватьследует с умом. Здесь было, как в армрестлинге, важно было владеть тактикой.Глядеть в глаза было важнее применения грубой силы.

— Я вас очень прошу, это моя жена, я ей нужен!

— Уважаемый господин Гранде, это не вашего умадело, — резко сказала она. Но Горму показалось, что в ее голосе послышаласьнерешительность.

От крика Турид он весь покрылся испариной. Емустало трудно дышать.

— Я понимаю, но ей будет легче от одного моегоприсутствия.

— И что нам делать, если вы там упадете безчувств?

— Оставите меня лежать на полу, пока я сам неприду в себя. — Горм попробовал улыбнуться, продолжая смотреть ей в глаза.

— А если ты упадешь у нас на пути? — Оназабыла сказать ему «вы», теперь она говорила грубо.

— Обещаю упасть не на пути, — сказал он ивзялся за дверь.

Женский вариант Буббена внимательно смотрел нанего. Потом она шагнула в сторону, схватила с полки что-то белое и бросилаГорму. Сжатые кулаки властно уперлись в бедра.

— Господин Гранде, вы серьезно нам мешаете!Вымойте руки и наденьте на себя белый халат!

Несколько часов спустя, когда акушерка держаларебенка за ножки вниз головой и раздался его первый крик, Горму стало стыдно,что он мог думать, будто девочка могла быть от Турстейна.

А когда ее, завернутую в простынку, положилиему на руки, он понял, что принимал участие в чем-то, о чем ему будет труднописать с иронией в своем желтом блокноте. По лицу у него катились слезы, и ужедавно.

Турид улыбнулась ему измученной улыбкой.Акушерка и сестра оживленно переговаривались, словно только что познакомились сколлекцией модной одежды сезона. А Горм плакал. Наконец он спросил, правильноли, что девочка такая маленькая и выглядит больной.