Всё очень просто и строго. Камень и дерево. Да что ж они таквозились с Храмом? Я сделал бы такой дизайн за сутки.

Подхожу к лестнице. Касаюсь перил, прохладного гладкогодерева. Поднимаюсь на ступеньку, оглядываюсь, будто хочу увидеть хоть что-нибудьнеобычное…

Ничего.

Что ж. Пойдём вверх.

Поднимаюсь на второй этаж башни.

Стены каменные. Одна дверь.

И фрески — фрески, спиралью тянущиеся вдоль лестницы…

Вот этого я бы не смог сделать за сутки. Вообще бы не сумел.

Первая фреска — серый, клубящийся туман. Лишь кое-где в нёмпроглядывают здания — маленькие, невзрачные, однообразные. И руки — руки,тянущиеся вверх из тумана, и лица — полуразмытые контуры лиц…

Шаг вверх. Следующая фреска.

Туман почти рассеялся. Здания растут, город ширится.Неуклюжие фигуры на улицах, машины…

Шаг.

Теперь в городе можно узнать Диптаун. Немыслимые небоскрёбы,пышные дворцы, террасы и каналы, сады и площади, пёстрая толпа, всполохиреклам, расчертившие небо…

Шаг. Я перед дверью. Медлю секунду, но всё-таки открываю её.

И замираю на пороге.

Это очень похоже на парк Императора из последнего этапа«Лабиринта». Только нет давящего ощущения угрозы. Я почти уверен, что этот паркбесконечен, можно выйти в него — и блуждать годами. Тропинки будут стлаться подногами, солнце светить с безоблачного неба, плескать рыба в озёрах, петь надеревьях птицы. Иногда — будет идти дождь, иногда — налетать ветер… Нагибаюсь,срываю травинку… и чувствую лёгкий стыд.

Будто намалевал на скале масляными красками «Лёня был тута…»

Тут хорошо. Тут очень хорошо.

Я бы добавил «как в детстве». Но в детстве тоже бываетпо-всякому.

Закрываю дверь, ловя на лице непрошеную улыбку. Я сюда ещёвернусь, мне бы только выбрать день…

Шаг — и следующая фреска.

Водоворот. И выныривающий человек, выгребающий одной рукой,а другой — волочащий за собой чьё-то безвольное тело.

Легендарный первый дайвер… настолько легендарный, что мы таки не узнали его имени. Есть очень серьёзные основания полагать, что им былТейлор, ходячая насмешка над английской пунктуальностью, человек, который невёл логов…

Наверное, потому он изображён со спины.

Шаг — и фреска.

А, это знаменитый взлом «Микрософта»! Если Антонио, котороговсе звали просто Проныра, не врёт, он действительно увидел дыру в защите в видерасшатанного штакетника, которым прикрыли неприступную каменную стену… Ничегоон там и не взял, если честно. Кроме автографа у Билла Гейтса.

Шаг. Фреска.

Да, Богомил, загадочный болгарин, про которого подлинноничего и никому не было известно, и впрямь поставил своё дело на серьёзнуюоснову. Может быть, этот хак стал его последним хаком по очень печальнымпричинам. А может быть, он просто лёг на дно, наплевав и на глубину, и на своиспособности дайвера? Того, что он унёс из банка, должно было хватить и ему, идетям его, и даже внукам.

Но чувство юмора у него было своеобразное… ну зачем иначе,скажите на милость, грабить швейцарский банк в костюме Вильгельма Телля?

Фреска.

Это кто-то из наших, из русских. Надо же, забыл имя… А самуисторию со спасением заигравшегося в какую-то игру мальчишки — помню. Егородители уехали на неделю, не отключив перед этим сеть. Паренька вытащили черезтрое суток, полуживого…

Фреска…

Фреска…

Фреска…

Все мы здесь. Каждый по разу. Без разбора сил и известности,без деления поступков на плохие и хорошие. Ни убавить, ни прибавить, всякоеслучалось.

У каждого было что-то, ставшее его визитной карточкой.

Фрески и ступени.

Ступени и двери.

Я поднимаюсь этаж за этажом, рассматривая каждую картину,заглядывая в каждую дверь…

Конечно, зачем было делать Храм большим, когда существуютпространства в пространствах?

Бесконечный сад и огромные, гулкие лабиринты коридоров изалов…

Светлый, пронизанный солнцем, ресторан на вершине горы.Стены из хрусталя и серебра. Надпись «Олимп» на столовых приборах вполнеуместна…

Речная излучина, в вечернем тумане… дремлющая у берегамаленькая яхта…

Облачная пена, густая и упругая. Хочешь походить по небу?

Я вдруг понимаю, что завидую строителям Храма. Завидуюбезмерно, слепо, с острой ненавистью к себе, идиоту, строившему маленькийреальный мирок… так и не сумевшему его толком построить… и не вложившему никапли труда в этот затерянный в глубине Храм…

Бегство никогда не бывает окончательным выходом. Куда бы тыни бежал — ты всегда бежишь от себя.

Фрески. Двери. Лица. Поступки.

Всё здесь есть. Ничего не забыто. Можно спорить, чем большепрославился Рыжий Пёс, взломом невскрываемой программы — эмулятора запахов дляглубины, или своей работой в Интерполе. Но я рад, что на фреске он — в форме.

А вот и Крейзи Тоссер!

Чёрт возьми… здесь не его работа в «Лабиринте Смерти»! Здесьустановка печально знаменитого почтового фильтра, который полгода контролировалбольшую часть переписки в глубине! Не ради какой-то определённой цели, не дляпоиска компромата или отлова чужих паролей, ради доказательства —конфиденциальности нет нигде.

Вот только я и не подозревал, что фильтр ставил Крейзи!

Я иду. Всё выше и выше. Фрески, лица, дела и делишки.

А ведь где-то здесь буду и я!

Мне становится не по себе.

Что я увижу? Кто, по какому принципу отбирал эти мгновения —для того чтобы занести на недоступные никому скрижали? Что будет взято из моейжизни, что ляжет яркими красками на сырую штукатурку, что останется в Храме —навсегда?

Я делаю ещё несколько шагов — и смотрю на ответ.

Жёлтый песок. Серая каменная туша демона, сжимающего в рукахнить моста. Башни «Аль-Кабара» вдали. Волк, сидящий на бархане почти вчеловеческой позе. И человек, в смешном облачении русского витязя, сбегающийвниз по склону, к протягивающему лапу демону…

Что ж. Стыдиться нечего. Я ведь даже не украл файлы«Аль-Кабара»! Мне их подарили.

С какой-то растерянной улыбкой иду вверх. Башня ужекончается, я почти вышел к хрустальному шару.