Она стала медленно листать досье в обратную сторону. Инаткнулась на снимок, снятый во время матча в крикет. Тут ему было лет шесть, ибита казалась для него слишком большой, но он старался так, что маленькоеличико было сморщено в гармошку.

– Он целиком сосредоточен на мяче, – заметил Грей.

Она хотела что-то сказать, но, передумав, покачала головой.

– Вы читали интервью со смотрителем здания пансиона воФранции, где одно время учился Митчел?

– Такие вещи меня не интересуют, – отмахнулся Грей. – А чтовы там нашли?

– Месье Брике сказал, что Митчел несколько раз проводилРождество с ним и его женой, а не с директором и его семьей. Позже он писал им,уже из другой школы, но жена месье Брике к тому времени умерла, и сам онперестал отвечать на письма, – чуть не плача, объясняла Кейт. – Знаете, почемуМитчел писал письма абсолютно чужому человеку, которому был не нужен?

– Понятия не имею.

– Видите ли, во всех закрытых школах для мальчиков считаетсяобязательным два раза в месяц писать родственникам. Ему просто больше некомубыло писать, – всхлипнула Кейт, но тут же с вымученной улыбкой добавила: –Знаете, после всего что я прочитала, трудно винить его за ненависть кБартлеттам и желание отомстить. Поверьте, мне даже стало легче, оттого что явсе узнала... хотя со мной поступили нечестно и непорядочно... но, может, ониначе поступить не мог, и причина была вполне достойная.

Грей грустно усмехнулся:

– Вы не прочитали самого главного. Несколько последних летбыли для Уайатта сплошным триумфом. В одной из этих папок есть журнальнаястатья о Ставросе Константиносе. Он назвал Уайатта своим левым кулаком.

– Своим... что?!

Перегнувшись через ее ноги, Грей порылся в папках и нашелстатью, которую ранее показывал Лили Рирдон и Джеффу Сервантесу. Кейт пробежалаее глазами, и ее улыбка сразу погасла.

– Мне как-то проще видеть его мальчиком и молодым человеком,чем удачливым бизнесменом, – пробормотала она, отдавая ему статью. – И кудатруднее простить удачливого умного человека, чем закрыть глаза на бессердечиемальчишки, росшего с богатенькими детишками и считавшего себя объектомблаготворительности, не имеющего ни единой родной души в целом мире.

И, мимоходом подумав о том, что было бы неплохо выпросить уЭллиота фотографию Митчела, чтобы когда-нибудь показать сыну, Кейт потянулась кпапке с фотографиями.

На самой первой был Митчел, в одиночестве стоявший напристани Филипсберга. На заднем плане краснел огромный шар заходящего солнца.Судя по дате и времени суток в правом углу снимка, он был сделал без четвертишесть вечера в тот день, когда они договорились встретиться на этой же пристанив четыре. Дрожащей рукой Кейт подняла снимок и, не веря собственным глазам,снова проверила дату и время.

– О Господи, – прошептала она, берясь за тот снимок, чтолежал ниже. Этот был сделан в пять пятнадцать в тот же день. – О Господи...

– Что вас так расстроило в этом снимке? Вас на нем нет.

– Но должна была... – пробормотала Кейт, просматривая снимокза снимком.

Все лежали в хронологическом порядке, и самый первый былсделан в половине четвертого.

Сейчас Грей Эллиот сочтет ее безумной... но в этот моментКейт было все равно. Кончиком пальца она нежно коснулась виска Митчела, словноприглаживая непокорный темный локон.

– Ты был там, – прошептала она, морщась словно от боли. – Тыждал меня...

Ошибки быть не могло: она забеременела в предрассветные часытого дня.

Грей выпрямился, с удивлением заметив ее горящие щеки инеестественно блестящие глаза.

– Вам нехорошо? Может, принести воды?

Кейт засмеялась, но тут же заплакала.

– Вы меня пугаете, Кейт.

Она снова засмеялась и, вскочив, неистово обняла егосвободной рукой. Снимки она так и не выпустила.

– Вам нечего пугаться, если только не попытаетесь вырвать уменя эти снимки, – предупредила она с сияющей улыбкой.

– Я не могу...

– Можете, и еще как! Никто не узнает. Когда-нибудь я покажуэто его сыну.

Судя по виду Грея, он был готов исполнить свой долг,сражаясь до конца за вещественное доказательство. Тогда Кейт коротко объяснила,почему это так важно для нее, а когда закончила, обоим стало ясно, что прокурорштата наголову разбит.

– Позвоните, когда захотите устроить ужин, – пообещала она,– и я позабочусь, чтобы вас обслужили как короля.

– Звучит как взятка.

Но Кейт была так отчаянно счастлива, что нежно погладиларуку едва знакомого человека и с улыбкой заверила:

– Не взятка, а вознаграждение!

С этими словами она подхватила сумку и направилась было кдвери, но на полпути остановилась и обернулась.

– Исключительно из любопытства: куда он поехал, когда ушел спристани?

– Прямиком в аэропорт и вылетел сюда. В тот день нашли телоего брата. Племянник позвонил Уайатту и умолял немедленно вернуться.

– Тот самый племянник, который позже признался в убийствеУильяма?

Грей мрачно кивнул:

– Тот самый безумный маленький подонок, которому удалосьпровести самого снисходительного судью в судебной системе по деламнесовершеннолетних и отделаться годом лечения в психиатрической клинике,последующим курсом амбулаторной терапии и тремя годами условного срока.

Выйдя на улицу, Кейт с трудом сдержала порыв широкораскинуть руки и медленно закружиться в вальсе. Митчел ждал ее на пристани!Правда, теперь она не так наивна, как раньше, и не обманывает себя, воображая, будтоон был влюблен в нее и собирался взять с собой в Чикаго.

То обстоятельство, что он все-таки пришел на пристань, неопровергает притворства, обмана и множества тайн, на которых он выстроил ихотношения. Он делал вид, будто никогда не был в Чикаго, ничего не знает о ЗакеБенедикте, а сам отослал ее на виллу с требованием порвать с Эваном, даже непризнавшись, что с самого начала знал, кто такой Эван. Но он вовсе ненамеревался заставлять ее мчаться обратно в «Энклейв», словно нетерпеливуюсобачонку, только чтобы обнаружить исчезновение хозяина. Этой подлости он не совершал.Может, он и ждал ее для того, чтобы сказать: «Прости, что я использовал тебя ипричинил боль – моей единственной мишенью были Бартлетты».