надежды американские и британские империалисты». В свою очередь румыны сообщали об успехах своего «блока демократических партий», позволивших «углубить процесс демократического развития» и устранить оппонентов. Даже чешский коммунистический лидер Рудольф Сланский самодовольно заявлял о том, что его партия, еще не получив пока всей полноты власти (она добилась этого лишь через несколько месяцев), уже утвердила в Чехословакии режим народной демократии[677].

Информационному бюро коммунистических и рабочих партий не удалось стать ни постоянно действующим, ни сколько-нибудь влиятельным институтом. Оно не преуспело в координации политики, проводимой блоком, и в 1956 году было распущено. Совет экономической взаимопомощи (СЭВ), образованный в 1949 году, оказался более живучим и вредоносным органом, ибо он на протяжении десятилетий реформировал экономические отношения в границах восточного блока. Тем не менее создание Коминформбюро отметило завершение целой эпохи. После встречи на польском курорте коммунистические партии Восточной Европы уничтожили даже фиктивную оппозицию.

На практике это означало исчезновение последних признаков социал-демократии. Немецкая социал-демократия уже была сокрушена. В 1948 году польских социал-демократов тоже заставили объединиться с польскими коммунистами. Единую партию назвали Польской объединенной рабочей партией (ПОРП) (Polska Zjednoczona Partia Robotnicza — PZPR), хотя и тогда и позже ее по-прежнему именовали коммунистической. Венгерские коммунисты проглотили социалистов в том же 1948-м. В их случае имя для новой структуры было выбрано в Москве. Венгры предлагали назвать ее Венгерской рабоче-крестьянской партией, но русские настояли на удалении слова «крестьянская». В итоге на свет появилась Венгерская рабочая партия (Magyar Dolgozok Partia — MDP). Разумеется, новорожденная структура присвоила себе все активы прежней социалистической партии, включая ее газеты, и изгнала из своих рядов тех, кто не проявлял по поводу объединения должного энтузиазма[678]. Ее членов также обыденно считали коммунистами.

Все эти изменения эхом отозвались в других институтах. Прямо накануне объединения двух партий коммунистический вождь Ракоши и руководитель социал-демократов Арпад Сакашиц приехали на Венгерское радио, чтобы принять участие в интервью в прямом эфире. Прибыв на место, они на час уединились в отдельной комнате. За две минуты до начала программы оба появились в студии, вручив радиожурналисту не только список вопросов, которые он должен был задать, но и предполагаемые ответы. «Не провали это дело, и получишь премию в 500 форинтов», — шепнул на ухо журналисту его начальник[679]. Все претензии на демократическую состязательность были отброшены. Вслед за этим в прах рассыпалась и свобода прессы.

В других странах блока в политике воплощались те же тенденции. Подобно прочим братским партиям, Чехословацкая коммунистическая партия в какой-то момент поняла, что ее поддержка в народе слабеет. На парламентских выборах 1946 года она получила 38 процентов голосов. Но в 1947 году, отчасти из-за непопулярного решения отказаться от участия в «плане Маршалла», партия знала, что большой удачей для нее станут хотя бы 20 процентов. Уподобляясь остальным «маленьким Сталиным», Готвальд решил идти к власти в обход демократических процедур. В феврале 1948 года он организовал конституционный переворот, а потом ликвидировал оставшуюся оппозицию[680].

Примерно так же развивались события и в Болгарии: вслед за победой левого блока на парламентских выборах болгарские коммунисты распустили некоммунистические партии, вступившие с ними в союз (как сказал Сталин Димитрову, «выборы закончились, и оппозиция может идти к черту»). Они также убили единственного серьезного оппонента, Николу Петкова, который, несмотря на террор и подтасовки, сумел завоевать третье место на болгарских выборах 1946 года[681].

В некоторых странах некоторым «коалиционным партиям» позволили существовать, создавая видимость своеобразного демократического фасада. Польша сохранила свою «обновленную» Крестьянскую партию. Восточная Германия терпела официально разрешенных «христианских демократов» и «свободных демократов», которые никак не соответствовали названиям своих организаций. Лидеры таких декоративных партий хорошо понимали, что их роль предельно ограничена, а то и вовсе фиктивна. Они издавали верноподданнические газеты и журналы, получали синекуры и чиновничьи привилегии и никогда не возражали против гегемонии коммунистической партии. Разумеется, к концу 1948 года политика в странах «народной демократии» отнюдь не кончилась. Но из процесса взаимодействия нескольких партий она превратилась в дело единственной партии. Так оставалось и впредь.

Глава 10

Экономика

Новый социалистический человек должен думать, как Ленин, действовать, как Сталин, и работать, как Стаханов.

Вальтер Ульбрихт

Определение социализма: бесконечное преодоление трудностей, которых при любой другой системе просто не было бы.

Венгерский анекдот 1950-х годов

Согласно классике марксизма, базис определяет надстройку. Другими словами, традиционные марксисты полагали, что особенности экономики того или иного общества — разделение труда, средства производства, распределение капитала — предопределяют его политику, культуру, искусство и религию. Если руководствоваться этой логикой, то ни одна страна не может изменить свою политическую систему, не преобразовав прежде экономические основы.

Так было в теории. А на практике новым коммунистическим правителям Восточной Европы пришлось разрешать проблему яйца и курицы. Они не сомневались в том, что для создания коммунистического общества необходимо перестроить экономику. В то же время они знали, что из-за противодействия народа радикально трансформировать экономику им не удастся. Поэтому в первые послевоенные месяцы коммунистические партии руководствовались сугубо политическими приоритетами: устанавливали контроль над силовыми структурами, укрощали гражданское общество, прибирали к рукам средства массовой информации. В результате в 1945 году в Восточной Европе не произошло никакой экономической революции. Вместо этого состоялась институциональная революция, после которой государство приступило к постепенному ужесточению контроля над экономической жизнью. Новые режимы начинали с реформ, которые, по их мнению, не должны были вызвать сопротивления населения.

Проще всего было начинать с аграрной реформы. По всему региону огромные поместья оказались бесхозными. Еврейская собственность была конфискована нацистами, а немецкие владения, хозяева которых погибли или сбежали, пребывали в запустении. Крупные землевладельцы на востоке Германии в большинстве своем еще до прихода советских войск перебрались на запад. Поскольку теперь огромные земельные массивы вообще никому не принадлежали, присвоение этих богатств государством почти не встретило возражений.

В 1945 году аграрная реформа вовсе не считалась сугубо «коммунистической» политикой и отнюдь не связывалась с Советским Союзом. В довоенной Венгрии перераспределения земельной собственности добивались многие либеральные реформаторы; подобные планы никак не связывались с насаждением колхозов. В Польше и коммунисты, и их оппоненты знали, что в народе лозунг земельной реформы пользуется широкой популярностью; вот почему коммунисты вынесли вопрос о ней на референдум, хотя запретное слово «коллективизация» при этом вовсе не упоминалось. Первые земельные преобразования были нацелены не столько на глубокие экономические сдвиги, сколько на обеспечение поддержки со стороны беднейшего крестьянства, как это было в России, когда в ходе большевистской революции первейшим лозунгом коммунистов стал лозунг «Земля —