опускал руки. Того, что произошло на площади Чистоты, не должно повториться. В следующий раз он защитит всех, а не Альберт.

С Сарой тоже происходили изменения. Она становилась всё более смелой, более уверенной в себе. Волосы, обычно коротко стриженные, оказались тёмными, словно безлунная ночь, и девочка каждое утро стала причёсывать их в незамысловатую причёску. Однажды наблюдая за ней, Руксус поймал себя на том, что Сара очень даже симпатичная, а с длинными волосами, примерно до плеч, она вовсе обещала стать красавицей.

Одноглазику становилось всё лучше. В личных вещах верховной настоятельницы нашлась лечебная мазь, которой дети каждый вечер обрабатывали раны котёнка, а когда те более-менее зажили, Сара с Марианной стали периодически его расчёсывать. Две недели искренней заботы – и Одноглазика было уже не узнать. Из комнаты он не выходил – лишь вальяжно гулял по ней, либо спал на кровати девочек, реже – на подоконнике, когда из-за туч всё же выходило солнце. Котёнок оказался очень ласковым и благодарным, с радостью давал детям себя гладить и постоянно старался облизнуть детские ручки, его кормящие.

По вечерам, после занятий они играли, порой делая Одноглазика активным участником своих развлечений. Сначала малыш не давался, испуганно стараясь спрятаться у Сары, но затем, поняв, что дети не желают ему зла, сам стал охотно просить поиграть с ним.

О Леоре они с тех пор не слышали ни слова, что не удивительно. Все школы Астра Телепатика по большей части жили в изоляции от остального мира, а связь между ними поддерживала лишь их руководство. Впрочем, дети верили, что их друг успешно добрался до Каторетто и продолжает своё обучение.

Жуткие воспоминания об произошедшем на площади Чистоты постепенно, медленно но верно сглаживалось из памяти, хотя иногда Руксусу по ночам всё же казалось, что он слышит крики сгораемых заживо братьев и сестёр по несчастью. Им вторили вопли детей, кулаками, ногами и камнями забиваемых заживо. Тогда Руксус долго не мог уснуть, от злости и бессильной ярости начинала болеть голова. В такие моменты он представлял, как горят соборы Церкви, кричат от боли и страданий уже священники, и ему становилось немного легче.

Тогда же он невольно вспоминал то единственное юное лицо какого-то парня, который ничуть не разделял общего религиозного экстаза и находился в ужасе от происходящего. Для Руксуса это был первый простой человек после матери и брата, кто не испытывал ненависти к псайкерам. В мальчике просыпалось любопытство, но едва ли он когда-нибудь узнает, что это был за юноша. Так, удивляясь, злорадствуя и мечтая, он медленно засыпал.

День до этого будто служил мрачным предвестником грядущего.

Утро выдалось обыденным: Руксус проснулся, умылся, покормил Одноглазика и в столовой поел уже сам. Во внутреннем дворе его ждали Кайлус и Марианна.

Подруга всё занятие продолжала учиться скрывать свои мысли от посторонних, в чём ей помогали постоянно ментальные атаки учителя. Руксус сел поодаль, пытаясь держать пламя на сложенных руках как можно дольше.

Занятие выдалось достаточно медитативным, из-за чего мальчик в какой-то момент начал скучать. Огонь он убирал, едва начинал чувствовать что-то неладное, и снова давал ему волю, когда успокаивался. Цикличный, скучный процесс.

В какой-то момент, ближе к концу урока Руксус решил дать хотя бы немного воли накопившимся чувствам, усилил пламя. Приятное тепло покалывало лицо, отчего мальчик даже улыбнулся. Да, всё так и должно быть. Он не мог заметить, как насторожились Стражи Веры, стоявшие по всему периметру внутреннего двора.

Губительные потоки постепенно накрывали его, словно заботливая мать – одеялом, но мальчик не сдавался, решив себя проверить.

Тут-то он увидел перед своим мысленным взором расплывчатую человекоподобную фигуру.

–Наконец-то, – голос раздался с сильным эхом, – вот и ты.

Руксус не испугался, лишь поднял взгляд, попытался сфокусироваться, разглядеть существо. Безуспешно.

–Кто ты?

–О, ты прекрасно знаешь. Не стоит строить из себя дурачка. Ты ведь особенный, правда? Не такой, как остальной перепуганный корм. Ты даже не воняешь страхом.

Мальчик только пожал плечами. Он чувствовал намерения существа, его желания пробиться сквозь незримую завесу, но этому не бывать, нет. Тем более пока рядом Кайлус, готовый всегда прийти на помощь дорогому ученику.

–Ты играешься с силами, которых даже никогда не сможешь понять. Смертные такие забавные, такие наивные, такие…вкусные.

–Пытаешься меня запугать, демон?

–Я бы с таким удовольствием съел бы сейчас твою аппетитную душу, но пока что ты под защитой. Это произойдет, но позже. Мы ещё обязательно встретимся, малыш. Клянусь.

Фигура быстро растаяла, словно дым; Руксус едва дёрнулся, ощутив прикосновение Кайлуса к своему плечу.

Он вернулся в реальность, опустил взгляд. Пламя между его ладоней ярко горело, но рассудок оставался таким же ясным.Его связь с Запретными Царствами окрепла ещё больше, а про встречу с таинственным демоном он вскоре забыл. Мало ли он таких встречал и ещё встретит?..

Верховная настоятельница трудилась у себя в кабинете, когда к ней в дверь тихо постучали.

–Войдите.

На пороге появилась Ронна, как всегда со скромно опущенной головой. Ей до сих пор было неловко осознавать то, что она стала заместительницей вместо Аллистера, находящегося сейчас на лечении. Толпа тогда его всё-таки зацепила, но арбитры вовремя подоспели. Впрочем, Валерика уже сняла с поста неугодного ей заместителя. Ронна куда лучше, хотя пока и куда менее опытна. Ничего, времени научится у неё достаточно.

–А, это, дорогая. Конечно, проходи. С чем пожаловала?

За окнами сгущался вечер, дождь лил не переставая с самого утра. Впору начать боятся, как бы вскоре не затопило всю округу.

–Ничего особенного, госпожа. Я даже сомневалась, стоит ли это вообще вашего внимания…

–Всё хорошо, Ронна. Подойди ближе. Ну вот, теперь говори. Увереннее. Ты теперь второе по важности лицо в школе, после меня – так веди себя соответствующе. Мы не должны показывать слабости перед псами Церкви и особенно этим щенком Весконти, которого возможно скоро сместят.

Молодая наставница набралась смелости и твёрдо произнесла:

–Не могу я вот так резко, госпожа. Я всю жизнь боялась Экклезиархии как праведного огня, а теперь, с ваших слов, должна смело смотреть им в глаза…

–Раньше ты отвечала только за себя. Теперь – за всю школу, до единого ученика