Я кивнула, хотя не до конца понимала, что он имеет в виду. Максон

отпустил мои руки, и я медленно расстегнула на нем рубашку.

Интересно, он когда-нибудь рисовал эту сцену в своем

воображении? Должна признаться, я рисовала. В ночь после

хеллоуинского бала я лежала в постели и воображала в мыслях

именно этот миг нашего будущего. Вот только в моих мечтах все

выглядело совершенно иначе. И все равно по спине побежали

мурашки.

Хоть я и была музыкантом, но росла в семье художников. Как-то

раз я видела древнюю скульптуру. Она изображала атлета,

бросающего диск. Тогда я еще подумала, что создать такое

совершенное тело под силу только гениальному художнику.

Мускулатура на груди Максона не уступала ни одному

произведению искусства.

Впрочем, все эти мысли мгновенно вылетели, как только я

попыталась спустить рубашку у него со спины. Она прилипла к

коже и не желала поддаваться.

—

Полегче, — прошипел он.

Я кивнула и зашла сзади, чтобы попробовать оттуда.

Ткань на спине была вся пропитана кровью.

Я ахнула, на мгновение окаменев. Но потом, чувствуя, что

Максону это неприятно, стряхнула с себя оцепенение и принялась

за дело. Когда рубашку удалось снять, я накинула ее на один из

крючков, воспользовавшись этой секундной передышкой, чтобы

вернуть самообладание.

Взяв себя в руки, я обернулась и внимательно осмотрела спину

Максона. Она вся оказалась исполосована рубцами разной степени

давности — от совсем свежих, кровоточащих, до слегка

<-6- 280

Э ЛИ ТА

подживших и давно затянувшихся. Свежих насчиталось штук

шесть. Они багровели поверх бесчисленного множества более

старых.

Как такое могло случиться? Максон ведь принц. Он властитель,

августейшая особа, не простой смертный, стоит выше всего, иной

раз даже выше закона, так откуда на нем взялись эти шрамы?

Потом я вспомнила лицо короля сегодня в студии. И попытка

Максона скрыть страх. Как можно было такое сделать с

собственным сыном?

Я снова отвернулась и принялась рыться на полках в поисках

небольшой губки. Потом подошла к раковине и с радостью

обнаружила, что в кране есть вода, пусть и ледяная.

Наконец собралась с мужеством и вернулась к Мак- сону, пытаясь

сохранять спокойствие ради него.

—

Может немного пощипать.

—

Ничего, — прошептал он. — Я привычный.

Я взяла губку и промокнула длинную ссадину на плече, решив, что

буду двигаться сверху вниз. Он слегка дернулся, но вытерпел все

молча. Когда я перешла ко второй ране, Максон заговорил:

—

Знаешь, я ведь многие годы готовился к этому вечеру.

Ждал, когда буду достаточно силен, чтобы бросить ему вызов.

«-64 281 --Эо

Э ЛИ ТА

Он на какое-то время умолк, и многие вещи внезапно обрели для

меня смысл: зачем человеку, занимавшемуся бумажной работой,

нужны такие серьезные мускулы, почему он в любое время дня и

ночи был одет и готов к любым неожиданностям, почему так

взвился, когда я толкнула его и назвала ребенком.

Я кашлянула.

—

Так почему же ты этого не сделал?

Он помолчал.

—

Испугался, что тогда его гнев обрушится на тебя.

Я оцепенела, настолько потрясенная, что не могла даже говорить.

К глазам подступили слезы, но я изо всех сил сражалась с ними.

Они только сделали бы еще хуже.

—

Кто-нибудь об этом знает? — спросила я.

—

Нет.

—

Ни врач? Ни твоя мать?

—

Врач знает, но держит язык за зубами. А матери я бы

никогда про это не рассказал и даже не дал бы ей повода что-то

заподозрить. Она знает, что отец суров со мной, но я не хочу ее

волновать. И как-нибудь это переживу.

Я продолжала промокать его спину губкой.

—

С ней он так себя не ведет, — поспешно добавил он.

— Наверное, ей от него тоже достается, но не таким образом.

—

Хм, — протянула я и, не зная, что еще сказать,

продолжила обрабатывать его раны.

—

Черт, больно, — застонал Максон.

Я убрала губку и с минуту подождала, пока его дыхание не

успокоится. Он кивнул, и я продолжила свое дело.

—

Так что я сочувствую Марли с Картером куда

сильнее, чем ты себе представляешь, — нарочито легкомысленным

тоном произнес он. — Такие раны причиняют боль довольно

долго, особенно если не обращаться за помощью.

Я потрясенно молчала. Марли получила пятнадцать ударов сразу.

Наверное, если бы мне пришлось выбирать, я бы тоже предпочла

Э ЛИ ТА

этот вариант — все лучше, чем ждать, когда будет следующий раз

и за что.

—

А за что были все остальные? — спросила я и тут же

покачала головой. — Прости. Это был бестактный вопрос.

Он пожал окровавленным плечом:

—

За то, что сделал что-то или сказал. За то, что узнал.

—

И за то, что узнала я. Максон, я так... — У меня

перехватило горло, и я с трудом удержалась от слез. С таким же

успехом я сама могла нанести ему эти удары.

Он не обернулся, но пошарил рядом с собой и положил ладонь на

мое колено.

—

Как ты сможешь привести меня в порядок, если

будешь плакать?