— Я же говорю — вдруг захотелось заглянуть. Шел мимо…

— Ну-ну, — кивнула Настя.

— К родителям ходил, — неожиданно для самого себя призналсяя. — Они меня не узнали. Они теперь одни… я был единственным ребенком. Отецпостарел.

Настя отставила бокал и посмотрела на меня с неожиданнымпониманием.

— Не переживай, Кирилл.

— Пытаюсь.

— Они у тебя живы. А у меня мать умерла два года назад. Отецпьет. Не могу ничего поделать, не слушает меня… Миша все обещал, чтодоговорится с врачом-функционалом… но что-то не получалось. Теперь и неполучится.

— Он вернется, — с наигранной уверенностью сказал я. —Обязательно.

— Нет, Кирилл. Он перепугался. Ему объяснили, что я связанас подпольем, работающим против функционалов в разных мирах. — Настя фыркнула. —Лестно, конечно, что нас так серьезно оценили.

— Иллан в Москве, — вспомнил я. — У моего друга.

— Я знаю, она звонила… Кирилл, что с нами будет?

— В смысле?

— Они же нас выследят. Функционалы.

— Выследят. — Я не стал спорить. — Настя, я думаю, что есливы с Иллан откажетесь от своих идей…

— Ну?

— Вас оставят в покое. У меня был разговор… про тебя вобщем-то. Но я думаю, что Иллан тоже никто не будет трогать.

Настя кивнула, но ничего не сказала.

— Вы с Иллан были правы насчет Земли-первой, — продолжал я.— Я там был.

— Пятая дверь? — Она оживилась.

— Да. Это мир, откуда пришли функционалы. А все остальные —их экспериментальные площадки. Что будет, если создать мир теократии, мир срабовладением, мир с усиленным развитием техники, мир без государств… Их этоинтересует. Больше им ничего от нас не надо. Так что можно спокойно жить.Выбрать ту Землю, которая нравится, и поселиться там.

— Как-то стыдно. — Настя неловко улыбнулась.

— У тебя возрастной максимализм, — сказал я. — Ну подумаешь,экспериментальная площадка! Все равно свобода невозможна. Кто-то из великихсказал, что нельзя жить в обществе и быть свободным от него.

— Это Ленин сказал.

— И правильно сказал. Робинзон — и тот был свободен толькодо появления Пятницы. — Я глотнул джин-тоника. — Нет, ты права, мне самомучертовски обидно. И, между прочим, в меня на Земле-один стреляли! Я ранен был.Чуть не сдох.

— Да? — Настя подозрительно на меня посмотрела.

— У нас все быстро заживает. Так что к этим сволочам у менясвой счет… и заигрывать с ними я не стану. Но и воевать с ними мы не можем.Ваши глупые детские налеты… чем кончились? Тем, что я положил этих мальчишек.Ну, даже захватили бы вы меня, или Феликса, или Цая… еще кого? Что с того?Пришли бы функционалы с Земли-один, сделали бы новых полицейских. Надрали бывам уши. Кого в Нирвану, а кого и в расход.

Настя каким-то детским жестом потерла коленку. Спросила:

— Так что, ты с ними не воюешь?

— Нет. — Я покачал головой. — Плетью, знаешь ли, обуха неперешибешь. Я — пас. Я буду работать на своей таможне. А в окно на Землю-одинстану выливать помои и показывать оскорбительные жесты — пока им не надоест иони не закатают башню в бетон снизу доверху. И… если ты хочешь… можешь у меняпоселиться.

— Очень деликатное предложение стать содержанкой, — фыркнулаНастя. — Что, я выгляжу шлюхой, да?

— Нет. Ты мне нравишься.

— Спасибо на добром слове. Нет!

— Что нет?

— Мой ответ «нет»! Я не собираюсь сидеть словно мышь подвеником! Получится у нас с Иллан, не получится — все равно мы будем бороться!Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!

Прозвучало это смешно, наивно, но абсолютно искренне. Явздохнул. Кажется, спорить тут было бесполезно… И в этот момент от дверидонеслось:

— Зря вы так, девушка.

Я повторил ту же ошибку, что передо мной совершили Настя сМихаилом. Дверь оставалась открытой, чем и воспользовался незваный гость.

Было ему лет сорок, и выглядел он совершенно невинно.Грузный, в сильных очках, с ощутимой залысиной. В руках он неловко сжималмокрую шляпу — вы часто видите на улицах людей, которые носят шляпы?Простенький серый костюм в брызгах дождя, заляпанные грязью ботинки и плохозавязанный галстук довершали картину. Такими бывают школьные учителя из числастарых холостяков, живущих с мамой и монотонно бубнящих детям о важностиобразов Базарова и Обломова.

Вот только он был функционалом.

— А вы еще кто? — воскликнула Настя, соскакивая с табуретки.— Что за день открытых дверей?

Я тоже встал, занимая позицию между девушкой и «учителем».

— Это функционал-полицейский, — сказал я. — Наш, московский.

Полицейский кивнул:

— Вы совершенно правы, Кирилл. Извините, что я так, безспроса… работа такая. Вы же понимаете. Меня зовут Андрей. Кстати, очень приятнопознакомиться!

— Вот и заходили бы в гости, — сказал я. — Башня у«Алексеевской», прием круглосуточно.

— Не получится, увы. Далековато для меня, оторвусь от функции.Я по юго-западу работаю, но тут попросили помочь… — Андрей виновато улыбнулся.— Собственно говоря, сложившаяся ситуация мне крайне неприятна, в чем-то дажеотвратительна…

Я посмотрел на Настю. Ага. Губы-то дрожат. Кажется, проняло!

— Что вы хотите сделать? — спросил я.

— Мне надо решить вопрос с девушкой. — Он виновато развелруками.

— Феликс обещал, что она может остаться у меня, — быстросказал я. — Вы знаете Феликса?

— Нет, но это не важно. Ваш Феликс прав, конечно же.Поймите, я совершенно не против, если такая симпатичная молодая девушка будетжить… с вами. Меня послали поговорить с ней и попросить ее быть болееблагоразумной. Но я, к сожалению, слышал ее высказывание. Очень поэтичное — омыши под веником, о жизни на коленях…

— Давайте попробуем исправить ситуацию? — Я доброжелательноулыбнулся. — Вы выйдете за дверь, снова зайдете, а я опять задам Насте вопрос?

Мужчина задумался. Потом пожал плечами и с энтузиазмомпроизнес:

— Почему бы и нет? Вы поймите, мне совсем не нравится этаработа! Я ведь историк по образованию, можно сказать, архивная крыса. Сижу впыльной каморке, листаю старые документы, нахожу в этом огромное удовольствие.Массу любопытных открытий сделал, между прочим! Опубликовать ничего не могу, вжурналах меня тут же забывают, письма не доходят, файлы стираются — ну,понимаете, обычные наши проблемы. Но ничего, для меня сам научный поиск — уженаграда! А эта работа — она ведь для совсем другого склада характера людей… Ясейчас!