— Готова, — сказала Настя. — Ой нет…

Без колебаний сбросив халатик, она принялась влезать вджинсы. Я хмыкнул, демонстративно посмотрел на часы:

— У тебя есть еще двадцать секунд.

— Нормальный мужик попросил бы не торопиться, — парировалаНастя.

— Я нормальный. Но я жить хочу.

За то время, что я провел у Насти, погода испортиласьневообразимо. Хлестал холодный дождь, да еще и с сильным ветром. При этом воблаках каким-то чудом появился просвет, и в него светила огромная, полнаялуна. Людей на улице почти не осталось, даже вдалеке, у входа в метро, никогоне было. Водители по такому случаю окончательно забыли про вежливость и неслисьпо лужам, не снижая скорости.

— Лови тачку! — велел я Насте. — Говори — до «Алексеевской».Денег не жалей.

— Ты не с машиной? — удивилась она. Попыталась раскрытьзонтик — но его тут же стало выворачивать порывами ветра.

— Я и водить-то не умею! А у тебя что, тоже нет машины?

— Мне Миша с водителем присылал!

— Красиво жить не запретишь… — Я огляделся. Нет, пока тихо.Новых полицейских не видать.

Остановился старый «жигуленок». Водитель не стал дажедопытываться, куда нам и сколько мы заплатим, буркнул: «Садитесь!» и сразу жерванул с места. Я сел на переднее сиденье, настороженно посмотрел на него. Авдруг…

Нет, вроде бы человек. Самый обычный, немолодой, задерганныйи усталый.

— Как вас не смыло-то? — спросил водитель. — Хляби небесныеразверзлись. К утру и вовсе снег пойдет, гляньте, какое небо красное… А вас,девушка, выжимать можно! Не по погоде оделись.

— Ага, — бодро ответила Настя. — Так получилось, пришлось изгостей убегать…

— Чего вдруг?

— Козел один напился и полез приставать, — сообщила Настя. —Петя его еле унял… но какое уж после этого веселье.

Опять игры в подпольщиков… Я промычал что-то в мерумужественное, как положено героическому Пете.

— То-то я вижу, у вас на скуле синяк намечается, — сказалводитель, мимолетно посмотрев на меня.

Я потер скулу.

— Нет, слева. Неужто не чувствуете? Хороший синяк будет. Сбоксером подрался, что ли?

— Будете смеяться — с историком.

Водитель действительно засмеялся:

— История — страшная сила. Но рукоприкладство — эторедкость, они обычно росчерком пера работают… Приложите кусок сырого мяса,хорошо оттянет.

— Я его поцелую, еще лучше подействует, — сказала Настя.

Мы обменялись взглядами через зеркальце заднего вида. Настяулыбалась.

Нет, что-то первобытное в отношениях мужчины и женщиныосталось до сих пор. Стоит только подраться из-за женщины…

— Куда ехать-то? — спросил водитель.

— Домой, — ответил я. — До «Алексеевской»…

Если верить Борхесу, то все сюжеты, а значит, и все событияв мире легко свести к четырем: поход за сокровищем, осада или оборона крепостии возвращение домой и самоубийство Бога. Впрочем, про самоубийство Богачастенько забывают, да и оставшиеся три золотых сюжета ехидно сводят к историямпро «любовь», «индейцев» и «Новый год». Вряд ли Борхес стал бы с ними спорить,ведь любовь — это и есть поход за сокровищем, воинственные «индейцы» и сражениеза крепость связаны неразрывно, ну а что может сравниться с праздником Новогогода? Только возвращение домой. Что до самоубийства Бога, то современные божкик таким жестам не склонны.

В хорошей истории все три сюжета следуют один за другим попорядку. Одиссей отправляется за сокровищами, осаждает Трою и плывет домой. Иван-Царевичедет за молодильными яблоками, обворовывает замок Кащея и возвращается кбатюшке. Волк поочередно осаждает три поросячьих дома и с позором бежитвосвояси.

Мои походы за сокровищами явно вели к обороне крепости. Воттолько шансов вернуться домой у меня не было.

Возле башни нас никто не ждал. Я первым делом проверил вседвери. Поднялся на второй этаж и посмотрел из окон.

Тишина. Безлюдье.

— Все в порядке? — спросила Настя.

— Твоими стараниями… — не удержался я. — И к чему мы пришли?Я же сразу предлагал — отправимся ко мне. Только теперь на мне висит драка сполицейским!

— На нас висит.

Я только рукой махнул. Достал телефон, набрал номер Коти.Ждать пришлось долго, и неудивительно — время близилось к полуночи.

— Да? — недовольно отозвался Котя.

— Это Кирилл. Настя у меня.

— Какая Настя? Которая записку…

— Да. За ней приходил полицейский-функционал. Я ее отбил ипривез к себе.

— Ты побил полицейского? — восхитился Котя. — Круто!

— Круче некуда. В любой момент за мной могут прийти.

— Ну, вряд ли, — предположил Котя. — Вряд ли в такойситуации они станут действовать, не подумав хорошенько.

— Могут прийти и к тебе.

— Я-то тут при чем?

— Ты предоставляешь убежище Иллан. Думаю, она их интересуетне меньше Насти.

Котя засопел. Спросил:

— И что предлагаешь? Уехать?

— Может быть. Или приезжайте ко мне. В башне я, наверное,сумею вас защитить. Даже от полицейского. Спроси Иллан, она должна лучше в этомразбираться.

— Сейчас…

Некоторое время в трубке царила тишина. Я ждал, прижимая ееплечом к уху, и смотрел на Настю. Она стояла у окна, выходящего в Аркан. Словнопочувствовав мой взгляд, повернулась:

— Это и есть Земля-один?

— Да.

— Красиво. Там телевышка вдалеке…

— Останкинская. Точно как наша. Видимо, сочли ее удачнойпостройкой.

— Зачем им все это? — неожиданно сказала Настя. — Если у нихтак все здорово, если они такие могущественные… Могли бы жить по-человечески.Дружить с нами, а не эксплуатировать.

Я вдруг понял, какая она все-таки еще девчонка…

— Настя, по-человечески — это и значит эксплуатировать. Ксожалению.

— Так не должно быть.

— Но так есть.

— Мы обязательно должны их победить!

Я засмеялся:

— Победить? А для этого придется эксплуатировать другихлюдей. Посылать на смерть. Нарушить все планы тех, с Земли-один. Если тыпобедишь, то и оглянуться не успеешь, как все поменяется местами. И уже другаядевочка, с Земли-один, будет говорить: «Зачем они нам мешают жить, этонеправильно!»