– По-моему, так будет лучше всего. Думаю попросить Джеймса, чтобы он взял это на себя.

Я почти переспросила: «Джеймса?» – но тут поняла, что она о Джиме.

– Ванесса, спасибо за понимание, – сказала Айлин. – Для меня это действительно важно.

Остаток дня я сортировала рукописи, читала их, но ничего не запоминала. У меня колотилось сердце и стучали зубы. От того, как Айлин сказала: «Вам лучше держаться от него подальше», у меня мороз шел по коже. Ее слова по-прежнему звенели у меня в ушах. Она произнесла «вам» так, словно я обуза.

На остаток семестра я завязала с травой, перестала так много пить. Все произошло случайно – я вдруг осознала, что не пила полторы недели, даже не пытаясь бросить. Я мыла посуду, прибиралась в ванной. Я даже регулярно стирала, не копила грязное белье так долго, что приходилось носить трусики от купальника.

Я все время натыкалась на Генри Плау. Трижды в неделю мы сталкивались в студенческом центре. Когда я расставляла по местам книги на своей работе в библиотеке, он появился из-за угла и чуть не врезался в тележку. Он стоял за три человека передо мной в очереди в кофейне под моей квартирой, и у меня внутри все перевернулось от того, что он так близко к моей спальне. Иногда, встречая Генри, я набрасывалась на него с глупыми вопросами насчет семинара, ответы на которые были мне уже известны. Однажды, проходя мимо, я игриво ударила его по руке, и он удивленно улыбнулся. В другие дни, когда мне казалось, что я вела себя слишком навязчиво, я игнорировала его, притворялась, что мы не знакомы. Если он здоровался, я прищуривалась.

Его курсовая была последней работой, которую я закончила. В пятницу днем на экзаменационной неделе я c еще теплыми после принтера листками побежала мимо пустых парковок и темных корпусов кампуса, чтобы застать Генри в кабинете. Все двери в коридоре, отведенном кафедре литературы, были закрыты, включая дверь Генри, но я знала, что он на месте. Прежде чем войти, я видела его освещенное окно.

Вместо того чтобы постучать, я просунула курсовую под дверь, надеясь, что он ее увидит, заметит на первой странице мое имя и кинется к двери. Я задержала дыхание, и ручка повернулась, дверь открылась.

– Ванесса, – потрясенным тоном произнес он. Поднимая с пола эссе, он спросил: – Как получилось? Мне не терпелось его прочесть.

Я пожала плечами:

– Не ожидайте слишком многого.

Он пролистал первые несколько страниц.

– Разумеется, я жду от вас многого. Все ваши работы чудесны.

Я помедлила на пороге, не зная, как поступить. Теперь, когда моя работа была готова и семестр закончился, у меня больше не было предлогов, чтобы общаться с Генри. Он сел, повернувшись ко мне и слегка подавшись вперед – язык тела человека, который хочет, чтобы ты осталась. Мне нужно было, чтобы он это сказал. Наши взгляды встретились.

– Можете сесть, – сказал он.

Это было приглашение, но выбор он оставил за мной.

Я предпочла сесть, остаться, и несколько секунд мы молчали, затем я улыбнулась и показала – с великодушием, подумалось мне – на уже до отказа набитые книжные полки над его столом.

– У вас в кабинете такой бардак.

Он расслабился.

– Да уж.

– Не мне вас судить, – сказала я. – У меня тоже всегда разгром.

Он обвел взглядом готовую обрушиться стопку манильских папок, неподключенный принтер на краю стола и его спутанные провода:

– Я говорю себе, что мне так нравится, но это, скорее всего, самообман.

Я закусила губу, вспомнив, сколько раз говорила то же самое Стрейну. Мой взгляд обежал кабинет, упал на верхнюю полку, где среди книг стояли два неоткрытых пива.

– Так вы здесь выпивку прячете.

Генри проследил за моей рукой.

– Если и прячу, то не слишком успешно. – Он встал, повернул бутылки так, чтобы мне было видно этикетки: «SHAKESPEARE STOUT»[9].

– А, – сказала я. – Пиво для умников.

Он ухмыльнулся.

– В свою защиту скажу, что это был подарок.

– Для какого случая вы их приберегаете?

– Да я вроде бы их и не приберегал.

То, что я собиралась сказать дальше, было очевидно. Генри словно задержал дыхание, ожидая, что я произнесу это вслух:

– Как насчет распить их сейчас?

Я произнесла это так шутливо, что он мог бы с легкостью ответить: «Ванесса, думаю, это не самая удачная мысль». Может, если бы его спросила о том же другая студентка, так бы и случилось. Но он даже не пытался изобразить сомнения, только вскинул руки, словно я не оставила ему выбора и он больше не в силах сопротивляться.

– Почему бы и нет? – ответил он.

Потом я достала свои ключи, потому что у меня в связке висела открывашка, и мы чокнулись бутылками. Теплая пивная пена ударила мне в нос. Наблюдать, как он пьет, было все равно что подглядывать за кулисы. Я видела его в баре, дома, сидящим на диване, лежащим в постели. Я спрашивала себя, оценивает ли он работы поздно ночью, хранит ли мою в самом низу стопки, специально приберегая напоследок.

Нет, он был не из таких. Он был хороший, прямо-таки мальчишка. Прежде чем поднести ко рту бутылку, он застенчиво улыбнулся мне. Это у меня были скрытые мотивы. Это я была совратительницей, заманивающей его в ловушку. Я с трудом удержалась, чтобы не посоветовать ему поумнеть, перестать быть таким доверчивым. «Генри, нельзя распивать у себя в кабинете пиво со студенткой. Вы хоть понимаете, как это глупо, как легко вы можете влипнуть в неприятности?»

Он спросил, буду ли я ходить на его семинар по готике в следующем семестре, и я сказала, что пока не знаю, я еще никуда не записывалась.

– Вам стоит на него записаться, – сказал он. – Время не ждет.

– Я всегда откладываю это до последнего. Я проебщица.

Я запрокинула бутылку и сделала щедрый глоток. «Проебщица». Мне понравилось так описывать себя Генри, который столько раз хвалил мой ум.

– Извините за грубость, – добавила я.

– Все в порядке, – сказал он, и я увидела, что выражение его лица чуть заметно изменилось. На нем появилась тень беспокойства.

Он расспросил о других моих занятиях, о моих планах на будущее. Не надумала ли я поступать в аспирантуру? Заявки на осень уже не принимались, но я могла бы заранее подготовиться к поступлению в следующем году.

– Не знаю, – сказала я. – Мои родители даже в колледж не ходили.

Я и сама не знала, при чем здесь это, но Генри понимающе кивнул.

– Мои тоже, – сказал он.

Если бы я решила поступать, он, по его утверждению, помог бы мне сориентироваться, и мой мозг уцепился за выбранное им слово – «сориентироваться». Я представила расстеленную по столу карту, наши склоненные друг к другу головы. «Ванесса, мы с этим разберемся. Ты и я».