— А здесь к природе ближе, — объяснил я. — Ивообще…

— Да, милорд?

Я сказал, осердясь:

— Вообще! И однако совсем не то же самое, что отнюдь!

Рогач послушно остался на месте, когда я покинул седло, а я,поигрывая плечами, чтобы напомнить себе о трехручном мече за спиной, пошел кизбушке. Скрип повторился. Избушка явно развернулась чуть-чуть, держа меня наприцеле двух окон. Я сказал громко:

— Избушка-избушка, повернись к лесу анусом, а ко мне…а, ты уже все правильно, молодец, все понимаешь… Хозяйка дома?

Избушка не двигалась, но я был уверен, что молчарассматривает меня и туповато решает, запрягать или погодить еще, как среформой ВПК. Я повторил громче:

— Ау, хозяйка дома?.. Или хотя бы кот, что ее замещает?

За спиной ощутил приближение волка, хотя тот не хрюкал и нетопал, разве что трава шелестит, чуткий я стал что-то, скоро в ночи будупросыпаться с криками. Волк проговорил:

— Там нет никого.

— Как это? — удивился я.

— Да так. Пусто, мой лорд.

— Не может быть, — сказал я твердо. — Должнабыть! Как это, избушка есть, а бабы нет? Спит, наверное. Старые люди спятдолго.

— А старые волки как раз мало.

— Да? Ну, может, и люди в старости мало спят. Но тогда…ах да, в старости все глухие, как тетери. Щас я покричу погромче…

Он сказал настойчиво:

— Мой лорд, можете кричать хоть до скончания веку, нотам пусто. Я же чую! Мы, волки, чуем запахи в сто пятьдесят тысяч раз лучше,чем вы, люди.

— Здорово, — восхитился я. — А собаки, что отвас пошли, уже только в пятьдесят тысяч… Значит, в запахах ты видишь пустуюкомнату?

— Нет, — ответил он. — Там еще на поперечнойбалке сидит филин. Спит, что и понятно — день. Старый филин, сытый, на крыльяхперья потерты, а на брюхе пух свалялся. На правой лапе плохо гнется среднийпалец… Я покрутил головой:

— Здорово. А где кот?

— Нет никакого кота, — объяснил он. — Откудакот в лесу?

— А летучие мыши?

— Мыши, как ни странно, есть, — призналсяволк. — Не пойму, почему филин их еще не пожрал…

— Это как раз понятно, — сообщил я, — а с кемему общаться? Если в доме кошка с собакой дружит, то филину с мышами сам богвелел… Гм, как же туда залезть?

— Зачем?

— Помародерничать по законам военного времени.

— А сейчас военное время?

— Оно всегда военное, — огрызнулся я, чтозаподозрили в неблагородном желании пограбить, когда это можно назватьблагородным словом собирания военных трофеев. — Вся жизнь — война, а людив ней — патроны. В смысле, и стрелы, и мишени.

С высоты раздалось мощное карканье. Ворон спускалсястремительно, крылья сложил, будто сокол-сапсан бьет на лету дуру-утку, на летупрокричал:

— Ведьма! Сюда ведьма на помеле!

Я расставил ноги шире, напрягся, ворон ударил в плечо, какдвухпудовая гиря. Волк благоразумно отступил и встал за спиной. Как зверьчестный и открытый, он не любил магию, колдунам не доверял и, будь это в еговласти, всех бы извел начисто.

Спустя пару минут из-за верхушек деревьев выметнулось нечтона помеле, солнце ударило в глаза, не рассмотрел. Объект вроде бы сразу собиралсяидти по дуге на посадку, а то и попросту влетел бы в открытые двери, вот она,разгадка, как ведьма туда попадает, однако же, увидев незваных гостей у еедома, ведьма сделала по всей поляне широкий круг, рассматривая нас, а мы, всвою очередь, успели рассмотреть ее. Она приземлилась в трех шагах, старая,согнутая, с длинными седыми космами, но с моложавым подвижным лицом и острымиглазами. Из одежды отрепья, так постепенно начинает одеваться всякий, кто живетв лесу и не ходит в гости в приличное общество. Помело легко перехватила идержит на отставленной руке, обыкновенное с виду помело.

— Здравствуйте, — сказал я первым. —Извините, я уж было решил, что дом покинут.

— И сразу решил пошарить по закуткам, — добавилаженщина. Голос выдавал возраст, в нем почти незаметным резонансом звучалипрожитые годы. — Ладно, дело обычное… Человек ведь. Что привело в нашлес?.. И что такое удивление в глазах? Что-то во мне дивное?

— Да, — ответил я честно. — Вот эти полеты наметле.

— А что дивного? — удивилась она. — Умениелетать на метле — это то, что отличает ведьму от обыкновенной женщины. Другихотличий нет.

— Я о другом, — пояснил я. — На таком древкежестко же. И неудобно. Даже не представляю, как так можно на таком деликатномместе.

Она посмотрела остро, с некоторым уважением:

— Ты первым о таком спросил. Другие не задумываются.Сидит, мол, ведьма на метле и сидит, как будто на ней можно усидеть!.. Нетолько из-за равновесия, но и… больно же!

— Так как же?

— А мы летаем и без метлы, — объяснила онасловоохотливо. — Метла — это признак ведьмы. Как вон ты всегда таскаешьсяс мечом. Есть ведьмы, что летают в ступах. Это старшие ведьмы. Есть такие, чтона свиньях, быках, петухах, спящих человеках, — это великие ведьмы.

Глаза заблестели, я ощутил, что, несмотря на добровольноеодиночество, наверняка скучает иногда, только иногда по людям и хотела быпоболтать в свое удовольствие.

— А есть, наверное, — сказал я мечтательно, —еще и величайшие…

— Есть, — согласилась она. — Но и над нимиесть… Да что мы тут стоим? Заходи, гостем будешь, чаем угощу. И друзей своихзови, я в лесу не делаю различий.

Избушка присела, слегка наклонившись вперед, так что порогдвери коснулся земли. Ведьма вошла первой, я перешагнул порог, с трудом чутьпрошел по наклонному в мою сторону полу, сзади захлопали крылья ворона, волквскочил балеруньим прыжком, и тут избушка выровнялась, меня по инерции швырнулона противоположную стену. Еще чуть правее, вылетел бы в окно, а это чреватобоком, как так избушка одновременно поднялась. А ноги у нее даже не куриные, акакие-то цаплины или фламинговы.

— Хорошо иметь домик в деревне, — сказал я, чтобыподольститься к хозяйке. — Хуже, когда домик… Нет, еще лучше — иметь домикв лесу.

Ведьма удивилась:

— Чего это?

— Чистый воздух, — сказал я, — единение сприродой. Подальше от вонючего города с его нечистотами, вонью кожевенныхцехов, помоями под окнами, смрадом отхожих ям… Бр-р-р-р!

Она улыбалась, донельзя довольная. Похоже, я один говорю ейтакое. К счастью, читать мысли не умеет, ведь как ни хорошо иметь домик вдеревне, но лучше — небоскреб в мегаполисе. Иди хотя бы элитную квартиру врайоне Нового Арбата.