Ворон сел к филину, негромко толковали на своем языке. Волклег у порога и прикинулся спящим. Ведьма повела ладонью над столом, таммгновенно возникли на грубых деревянных тарелках обжаренные птичьи тушки.Ноздри задрожали от упоительного запаха, пальцы сами по себе задвигались,представляя, как хватают и засовывают в пасть это все великолепие.

— Прости, — сказала ведьма, — хлеба нет. Ямогу пользоваться только тем, что в пределах мили.

— В задницу этот хлеб, — ответил я ликующе,опомнился, сказал быстро: — Простите, матушка. В хлебе канцерогены, пусть жрутгородские, подавятся, а нам и этого мяска хватит! О, даже с травами?

— Здесь и лечебные, — пояснила онасловоохотливо, — и дающие силы, и разжигающие аппетит. А эти для запаха,эти вот для аромата…

Я слушал краем уха, хватал и жрал в три горла. Я знал, чтопроголодался, но не думал, что до такой степени. Ведьма наблюдала с хитройусмешкой, сама ела мало, шаталовка, я видел по ее лицу, что если себяограничивает в еде, то все еще любит угощать других. А на человека, которыйжрет в три горла, хозяйке смотреть всегда приятно. Если она, конечно, нестеснена в средствах.

— И что тебя заставило идти через этот лес? —спросила она. — Здесь неспокойно, очень неспокойно.

— Разбойники?

Она отмахнулась:

— Какие разбойники, когда грабить некого? Но зверьядикого хватает. Особенно такого, что просто не ведаешь, откуда и взялось…

Я вытер рот, сказал честно:

— Один оракул открыл секрет, где находится смерть,точнее, жизнь Властелина Тьмы. Я хочу добраться до этого острова… это наострове, а там уж как-нибудь сумею, надеюсь суметь. Хотя и там немалая охрана,честно говоря. Но кто-то должен остановить мерзавца! Я, конечно же, предпочелбы, чтобы это сделал кто-то другой, я из такого мира, где все стремятся не бытьгероями, где быть героем — это быть придурком, где выживают только те, ктовсегда готов… эх, не стану так о своем мире, но все-таки я здесь, и я постараюсьдобраться до ублюдка и разбить или разломать его жизнь.

Поев, я готов долго вот так о своей великой скромности ичувстве внутреннего долга, что толкает меня, такого тихого и мечтательногопоэта, на совершение беспримерных подвигов, но ведьма кивнула, произнесла состранным оттенком:

— Да, ты из очень странного мира… Довольно мерзкоеместо, верно?

Я кивнул, вскинул голову. Ворон и филин все еще совещаются.Волк спит, уже не притворяясь. Ведьма аккуратно обглодала косточку.

— Есть у меня такая вещица, — проговорила она враздумье. — Не знаю, еще годна ли на что, сколько веков лежит в моемсундуке. Я никогда не воспользуюсь, она годится только на море, а я изэтого-леса ни ногой… Я даже степи не выношу, а уж море… гадость какая!..

Я с волнением наблюдал, как она поднялась, снова удивилалегкость движений, жилистая бабка, встает без кряхтенья, руками о лавку неопирается, за стены не держится, хотя проговорилась насчет веков, это уже не поБрэггу, это бери выше, подошла к сундуку. Я думал, скажет какое-то заклятие, ноона одной рукой ухватила крышку, приподняла и, перегнувшись, шарила там.Слышно, как звенит то металлом, то керамикой, то стеклом, иногда и деревянныйстук, словно падают шары в кегельбане, я некстати вспомнил такой же сундук водной церкви в Баварии, там при бракосочетании невеста должна вот так же однойрукой поднять крышку, а другой пошарить внутри. Если невеста не сможет, тожених даже в этот момент может отказаться от брака, и по всем законам будетправ: не нужна слабая жена в хозяйстве, не нужно плодить слабых детей, что всеравно умрут от болезней.

— Вот она, — с торжеством произнесла старуха всундук, выпрямилась, глаза горят торжеством, кровь даже не прилила к лицу,крепкая старуха, здоровое сердце. — Я уж думала, совсем затерялась!

На ее ладони блестела лаком крохотная деревянная ящерица.Фигурка вырезана настолько искусно, что, если бы не покрытие лаком, подумал бы,что живая.

— Красивая, — признал я. — Мастер делал.

— Великий мастер, — ответила она счувством. — Теперь таких не делают.

— Да, — поддакнул я. — Сейчас все ширпотреб.Все для нужд сельского хозяйства, а вот так просто для искусства, увы…

Она протянула руку к моей груди:

— Бери. Ею можно любоваться всю жизнь, она для того ипредназначена, чтобы нести красоту в жилище. Но в ней есть и одна особенность.Великий мастер, его звали Кайнар, каждую вещь, что выходила из его рук, наделялкаким-нибудь волшебным свойством. Но он не хотел, чтобы они исчезали, чтобыиспользовались… не для красоты, потому всегда устраивал так, что они попадали вруки тем, кто не мог воспользоваться. Степнякам или лесовикам, как вот я, дарилвещи, что действуют только на море, жителям высоких северных гор — безделушки,что могут вызвать ливень, а жителям пустынь — волшебные статуэтки, которые всостоянии призвать песчаные бури. Таким образом уже прошла почти тысяча лет, абольшинство его игрушек все еще радуют глаз…

Я спросил осторожно:

— А не жаль расставаться?

Она горько усмехнулась:

— Думаешь, раз живу в лесу, то и сама как зверь?

— Нет-нет, — запротестовал я. — Напротив, всевеликие уходили в леса, а потом приходили с новыми идеями: Будда, Иисус,Мухаммад, Ленин… нет, Ленин, правда, уходил в Цюрих, но это все равно что лес,так что это тупые собираются в города, как тараканы, они должны касаться бокамидруг друга, им не так страшно, а сильные и мудрые всегда в лес, в лес, в лес…

Она пристально смотрела мне в глаза:

— Иногда кажется, что брешешь, но вроде бы и небрешешь. Или в твоей стране очень уж умелые брехуны. Словом, эта ящерица живеттолько на земле, как догадываешься. На море ей делать нечего. Если ее бросить вводу, оживет и побежит к берегу. К ближайшему.

Я удивленно присвистнул:

— Дивная вещица. Если придется пробиваться через туман,самое то…

— Нет, — возразила ведьма. — В тумане сразупотеряете. Все иначе. Ведь ее вырезал сам Кайнар, а это значит многое! Вящерице заложена великая мощь, она может с легкостью тащить за собой целыйкорабль.

Я ахнул:

— Такая крохотная? В ней атомный двигатель, что ли?Значит, если ее привязать…

— Привязывать не надо, — отрезала ведьма, голосстал суше, то ли дивилась моей тупости, то ли жалела, что отдает такуюантикварную штучку. — Она уже привязана. Да-да, незримой колдовской нитью,что крепче любых корабельных канатов. Но едва ящерица коснется земли, онапревратится в обычную ящерицу. Волшебство исчезнет. Все понял?

Я почтительно поклонился:

— Я потрясен, матушка. От имени всего человечества,всех конфессий и направлений благодарю за этот щедрый дар, за достойный вклад вборьбе с Империей Зла… в смысле, с Властелином Тьмы.