Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пророк ласкает наше будущее. Мягко гладит. Обхаживает его со всей любовью и уважением, которых оно заслуживает. Он делает с вашими теми самыми то, что когда-то делала та девушка с окраины.
Билл начал ходить на проповеди Фиркина вечером того дня, когда компаньоны покинули город Дантраксовой гибели. Летти храпела под самодельным тентом, а Билл лежал, уставившись на грязную парусину, и пытался уразуметь, что же делать и как уберечь людей от неминуемой смерти. А потом услышал голос старикашки и подумал: возможно, вместо одинокого размышления стоит пойти и послушать, выяснить все, а затем рассказать компаньонам.
— Омытый драконовой кровью и золотом, грядет пророк! — возопил Фиркин. — Дым их пламени не тронет его! А мы пригласим его в наши жизни, а он мудр и вежлив, он умоется и оденется в свежее, прежде чем войти!
Билл подумал, что беда в поразительной скудости проповедей Фиркина. Никаких конструктивных деталей. Он не описывал дорогу к восхваляемому будущему — оно выскакивало в его словах совершенно сформировавшимся, без всяких досадных и неопрятных болезней роста. Впрочем, было приятно слышать о будущем, где пророк победил и преуспел во всем, за что брался. Потому Билл каждый вечер приходил послушать, и, похоже, никто не узнавал его в сумраке. На проповеди было так спокойно. Медитативно.
Все, пора удаляться. Покамест никто его не узнал. Лучше уйти, пока не начала расходиться толпа. Ведь на вопли «это пророк!» сбегутся сонмы поклонников, и несчастный пророк рискует закончить жизнь под ногами обожателей, затоптанный насмерть.
Потому, склонив голову, он встал и тихо пошел прочь. Никто его не окликнул. Никто не приветствовал осененного божественной благодатью на его пути среди людей. Лишь особа средних лет в платье с цветочками зашипела на него. А чего он загораживает?
В детстве мама рассказывала истории про королей и султанов, которые, переодевшись, никем не узнанные, бродили по городам, среди народа. Обычно монархи попадали в беду, учились у простых людей великой мудрости, открывались им, к восхищению и удивлению всех вокруг, затем продолжали быть королями и султанами еще знаменитее и славнее. Увы, для Билла анонимность превратилась в обыденную норму. Он слонялся, скучал, ощущал себя бесполезным и бессильным, не узнавал никакой великой мудрости и возвращался в свою палатку таким же никчемным засранцем, каким покинул ее.
И тем не менее, вернувшись в палатку, он понял, что все еще улыбается. Вообще, жизнь в палатках, наверное, самое лучшее, что приключилось с Биллом после потери фермы. Их подарил, кланяясь, купец, попросивший, чтобы они «оказались в святых руках пророка». Тогда это показалось Биллу забавным.
Палаток было три — роскошные, огромные, как дворцы. Они стояли в самом центре лагеря. На полотняных башенках сверху развевались флаги: красный — на палатке Балура, зеленый — на пристанище Чуды, фиолетовый — на той, которую Билл делил с Летти.
Именно поэтому Билл и улыбался. Больше того, если Биллу случалось побыть в чьем-то обществе более десяти секунд, он непременно рассказывал, что делит палатку с Летти, — и не важно, сколько раз уже сообщал об этом.
Она гораздо спокойнее его относилась к приближающейся катастрофе. И не слишком о ней распространялась — скорее всего, из-за нехватки времени. Внимание и силы Летти поглощало тело Билла и сон.
Билл хрустнул пальцами и продолжил улыбаться.
Из-под тени полога вынырнул некто в белом. Кожа смуглая. Не Летти. Улыбка сползла с лица.
— А я тебя ждала, — сообщила Чуда. — Где ты пропадал?
— Извини, — сказал Билл.
Хотя извиняться ему совсем не хотелось. А объясняться насчет проповедей Фиркина — и того меньше.
— Если бы я знал, что ты хочешь поговорить, остался бы в палатке.
— Сомневаюсь, — сказала Чуда.
Кажется, она едва удерживалась в рамках вежливости.
— Что ж, по крайней мере, я услышала новости, — холодно заметила Чуда. — И то утешение.
— Какие новости? — осведомился Билл, которого течение разговора тревожило все больше.
Полог откинулся, за ним в огне свечей показалась Летти, одетая лишь в простыню. Летти сонно терла глаза.
— Новости? — спросила она, подавив зевок.
— Да, новости, которые я не изволил получить прямо здесь, потому что где-то пропадал, — сварливо поведал Билл.
Его умиротворенность испарилась.
— Про грабежи и мародерство? — осведомилась Летти, крутя головой и выдавая барабанное соло из похрустываний, поскрипываний и щелчков. — Мне казалось, что мы пришли к единому мнению: нам наплевать.
— Грабежи — настоящая беда! — огрызнулась Чуда. — У нас и без того хватает проблем, а тут еще люди, заявляющие о своей вере в Билла, грабят храмы настоящих богов. Выжить и так нелегко, а вы хотите накликать на свою голову и задницу божество, швыряющее молнии.
Ох, снова! Билл покачал головой.
— Все же я взять не могу в толк, зачем людям сдирать крыши с храмов. Бессмыслица какая!
Чуда в отчаянии хлопнула себя по лбу.
— Ну сколько раз можно вам объяснять! Это же проклятый всеми гребаными богами свинец!
— Раз он с храмовой крыши, то наверняка уже не проклятый богами, — сказала Летти, никогда не упускавшая случая поддразнить Чуду.
Билл поднял руку, пытаясь успокоить подругу. Ладно, придется вмешиваться.
— Название металла — не объяснение, — попенял он Чуде.
— Это мягкий металл.
— Сама ты мягкий металл, — не удержался Билл.
Конечно, прозвучало по-детски, нелепо и капризно. Но проклятье, надоело слушать одно и то же!
— С мягким металлом можно работать в дороге. А нам очень нужны миски, ложки, ножи. Свинцом можно чинить посуду. Он очень полезен в пути.
— Так пусть забирают его! — разрешил Билл в надцатый раз.
— А гнев богов?
— Трахать их суть! — раздалось поблизости.
Кажется, дискуссия разбудила Балура.
Ящер, пошатываясь, выбрался из палатки. Диспутанты умолкли, позволяя глазам воспринять, а мозгу — усвоить зрелище. Кто-то пустил слух о том, что приношения золота и драгоценностей могут снискать благосклонность пророка. Балур — наверное, он и распустил слух — сразу выставил себя в роли получателя приношений, что объясняло пурпурную мантию на плечах, гроздья ожерелий на шее, браслеты и висюльки на кистях, а также семь тиар, водруженных на широкую плоскую макушку. Балур выглядел помесью короля, главного сутенера и мусорной кучи с драконьих задворков.
— Боги суть трахаются на нас и не дают милостей, — заметил он. — С какой есть стати воздавать милости?
— Ну, не знаю, — созналась Чуда, пожимая плечами. — Может, потому, что они намного сильнее нас?
— Уже на два дракона меньше. А я еще стою, — дерзко усмехаясь, сообщил Балур.