Будто он и так не довел Балура почти до критической стадии.

— Пророк — Билл, — сказала Чуда.

— Но он же сказал мне, что он не пророк, — обиженно заметил Фиркин.

— Да, не пророк! — подтвердил Билл, уверенный, что это стоит повторять до тех пор, пока не усвоят все.

— Тогда чего ты болтаешь челюстью, словно тебе нассали за щеку? — осведомился Фиркин.

— Так им наплевать, кто пророк? — сконфуженно спросила Летти.

— А тебе не наплевать? — спросила Чуда у Билла.

— Ты хочешь сказать — у тебя одной сейчас право на внутренний конфликт? — осведомился Билл.

— Я в сути не понимаю, что значат слова «внутренний конфликт», — сообщил Балур.

Летти вздохнула.

— Ну хорошо. Представь, что ты очень хочешь некую шлюху. Но она переспит с тобой, только если ты убьешь тролля. Но если ты убьешь тролля, шлюха тоже погибнет. Обязательно. Твое состояние в данной ситуации и есть «внутренний конфликт».

Билл подумал, что Летти уж точно не стоит вступать на педагогическую стезю.

— А с чего в сути шлюхе гибнуть? — спросил Балур, которого, похоже, оскорбила самая мысль о гибели настолько полезного и приятного существа. — Бессмыслица какая!

— Это просто иллюстрация принципа. Чтобы было проще, — объяснила Летти.

— Ну, если суть в принципе, то я бы соврал шлюхе про тролля, утаскивал в постель, а потом убивал обоих.

— Конечно, я в тебе не сомневаюсь, — вздохнув, согласилась Летти.

Судя по лицу Чуды, ее мнение о компаньонах отнюдь не улучшалось. Но разум Билла уже двигался по другой дороге.

— Погодите-ка, — выговорил он. — Может, в этом что-то и есть…

— Признаки крайне тяжелого болезненного детства? — предположила Чуда.

— А что, если мне сейчас выйти к толпе и сказать, что я пророк, а потом тихо слинять? — предположил Билл.

— Да уж, мораль — как у хорька, — заметила Чуда, но Билл уже не обращал на нее внимания.

— Зачем? — спросила Летти таким тоном, словно Билл принародно навалил в штаны.

— А чтобы толпа послушала, когда я прикажу ей убираться отсюда и не становиться живой мишенью для Консорциума, когда драконы явятся полить нас огненным дождиком.

Летти задумалась, затем осторожно подытожила:

— Да, нам нужно как-то выбраться отсюда.

— Погодите! — возвестил Балур и даже выставил палец для привлечения внимания.

— Что? — рявкнула Летти.

Билл подумал, что ящер ничем не заслужил подобной грубости.

— А в конфликте суть всегда участвуют шлюхи? — осведомился ящер. — Потому что если участвуют…

— Заткнись, — посоветовала Летти.

Билл подумал, что, может, и заслужил.

— И что потом? — спросила Летти, игнорируя ящера. — Убравшись на достаточное расстояние, ты предашь их доверие, откроешь им, что понятия не имеешь, как спасти их, и используешь людей как живой щит, надеясь, что драконы убьют их, а не тебя?

— Если представлять так, оно звучит очень скверно, — сокрушенно заметил Билл.

— Уж поверь, оно звучит скверно, как ни представишь, — сказала Чуда.

— Суть думается мне, что у шлюх бывал внутренний конфликт насчет меня, — пророкотал Балур.

— Клянусь, я сейчас вытащу твои кишки и сделаю из них циферблат для твоей гребаной часовой стрелки!

— Слова! — вдруг заверещал Фиркин. — Они по кругу и по кругу, будто кот, которого за хвост! Визг, царапанье, укусы, ругань! Но никогда не отпустят, чтобы вперед и головой о стену!

Он повернулся к Биллу, ткнул в его сторону костлявым пальцем и пропищал:

— Так ты гребаный пророк или нет?

Летти решила в последний раз воззвать к здравомыслию.

— Нет никакого пророка. Ты его придумал. А люди подумали, что он — это Билл. И тогда все полетело в тартарары.

— Оно полетело задо-о-олго до того, — сказала Чуда.

Билл впервые задумался, выпивает она или нет.

— Я вообще суть ничего не понимаю, — заявил Балур, тряся головой. — Так есть пророк или нет?

Билл понял, что все глядят на него. Он не понимал, отчего все и всегда ожидают окончательного ответа именно от него. Откуда ему знать? До сих пор все его догадки и домыслы неизменно попадали впросак. Но компаньоны упорно желают догадок и домыслов.

Билл попытался разложить по полочкам наличные факты — бесспорные и неизбежные. Итак, Дантракс мертв. Вести об этом распространяются. Вернее, уже распространились — люди стекаются в Африл. Скоро узнает и Консорциум. Тогда прилетят драконы и убьют всех. Последнее не составит им особого труда, если сидеть на месте, запруженном толпами народа. Билл мог бы ускользнуть, бросив всех здесь, — но тогда на его совести окажется неисчислимое количество жизней. И никакой реальной гарантии, что проживешь дольше толпы. А можно принять роль пророка и утащить толпу за собой. Но тем лишь отсрочить неизбежное.

В общем, как ни крути, перспективы дерьмовые.

Но все же оттягивать неизбежное — значит прожить немного дольше. А разве сама жизнь — не попытка отсрочить неизбежную смерть? Если оттянуть ее лет на пятьдесят, то пусть драконы едят хоть заживо, милости просим.

Хотя сейчас отсрочка хотя бы на пять минут — уже достижение, которым можно гордиться.

— Да, — объявил Билл. — Я пророк.

Летти потупилась. Чуда сделала вид, будто ей совершенно наплевать. Балур, похоже, снова думал о шлюхах.

— Ну, надо было сказать раньше, — упрекнул Фиркин. — А то духовно-пророческое предание получается уж очень путаным.

Биллу на путаность преданий было начхать.

— В общем так, — продолжил он. — Сначала — главное. Я провозвещаю покинуть город. Отправиться в странствие.

Фиркин посмотрел на него, пошевелил губами и усомнился:

— Ты провозвещаешь?

— Да!

— А как насчет пророка? — уточнил Фиркин с глубоким подозрением.

— Пророк — я. Все, что говорю я, говорит пророк.

— Все, что ты говоришь? — недоверчиво спросил Фиркин.

— Да.

— Но я же высший жрец пророка, его огненный рот, обращенный в этот тусклый и примитивный мир, и пророк ни хрена мне не говорил про тебя!

— Я же только что сказал! — утвердил Билл.

— Но в миг, когда ты сказал, ты же не был пророк, разве нет? — лукаво сощурившись, вопросил Фиркин. — Ведь когда ты был пророком, ты сказал мне, что не пророк! Это ведь была правда, раз ты сам сказал?

— Сейчас я пророк и говорю, что я пророк.