Мои мысли оборвал звук пианино. Я резко обернулась. Инструмент стоял под таким углом, что я видела только его заднюю стенку, пианист был полностью от меня скрыт. Музыка была незнакома, просто ноты, гаммы и арпеджио. Я открыла рот, чтобы позвать Арчи, но что-то заставило помедлить. Я не могла припомнить, чтобы он упоминал, что играет на пианино. И хотя не было никаких причин, почему бы ему не уметь играть, это как-то не вязалось с ним. Я пошла на музыку, не желая говорить, но пока не готовясь бежать. Потом, когда до деревянной задней стенки оставалось несколько шагов, я начала различать в случайных нотах мелодию. Мелодию, которую хорошо знала. Очень хорошо. То были «Зеленые рукава». Ноги замерли. В кровь хлынул адреналин, ударил в кончики пальцев и заставил сердце колотиться за ребрами. Тут-то я и учуяла кислый сернистый запах, который впервые почувствовала в Бэткомском лесу столько жизней назад. Первой ясной мыслью был укор себе за то, что была такой легковерной. Неужели годы, когда я скрывалась от преследователя, так немногому меня научили? Неужели чутье ведьмы так измучено скорбью и страданиями войны, что я не смогла уловить присутствие опасного врага? Выходило, что да. Потому что я стояла всего в нескольких ярдах от того, кто хотел по меньшей мере меня уничтожить, а вероятнее – забрать мою душу. Бежать было некуда. Ничего не оставалось, кроме как встретиться с ним лицом к лицу. Я заставила себя пойти вперед и обогнуть пианино. Отвратительная мелодия продолжала играть, и я увидела пианиста: он сидел, склонив голову, поглощенный сосредоточенной игрой на клавишах. Когда я подошла, мужчина не торопясь выпрямился и с улыбкой повернулся ко мне. То была та же обходительная улыбка, которой он поприветствовал меня при первой нашей встрече в землянке.

– Дорогая моя, я начал думать, что ты не придешь, – сказал лейтенант Мейдстоун, продолжая играть, – мне нужно больше верить в силу истинной любви.

В его устах слово «любовь» прозвучало нелепо, жалко и гадко. Наконец, мелодия кончилась, и он развернулся на рояльной табуретке лицом ко мне. Прищурился.

– Ты побледнела и похудела, Бесс. Думаю, война тебе не на пользу. Что до меня, то я нахожу ее энергию… бодрящей.

Он встал, потянулся, раскинув руки, принимая темную силу, которая всегда витает там, где творится насилие.

В этот миг я ощутила болезненную тоску по Арчи, по его утешению и любви.

Ох, Арчи. Арчи. Арчи…

Я подняла подбородок, решив не показывать страх.

– Ты никогда не устанешь за мной гоняться, Гидеон? – спросила я. – Никогда не захочешь отпустить, избавить от своей одержимости?

– Одержимости, вот как? Ты так это видишь? Возможно, ты права. Я не собираюсь отдавать то, что принадлежит мне по праву. Что мне задолжали. Что ты обещала.

– Я ничего не обещала.

– Ты знала условия сделки, Бесс; не притворяйся, что нет. Я предложил тебе силу, и ты ее взяла. Это было твоим решением, помнишь?

– И за это решение я расплачиваюсь. Не проходит ни дня, чтобы я не пыталась все исправить, использовать свой дар во благо другим. Лечить. Прекращать страдания больных.

– Прошу, Бесс, допусти, что у меня чуть больше здравого разумения и я чуть лучше понимаю твою натуру. Ты можешь пытаться себя убедить, что ты не такая, как я, что ты – святая на службе угнетенных и нуждающихся. Я это и раньше слышал. Я тогда не поверил и не верю сейчас. Правда в том, что мы с тобой одинаковые.

– Нет!

– Да, совершенно одинаковые. Мы не хлипкие белые ведьмы, заботящиеся о травах и зельях. Мы бессмертные чародеи, Бесс; мы преодолели смерть темными искусствами. Та же сила, что поддерживает во мне жизнь, питает и тебя.

– Нет! Ошибаешься!

– Да! Ты это знаешь. Чувствуешь. И более того, дорогая моя, мучающаяся Бесс, ты этого хочешь. Так же, как когда-то хотела меня.

– Неправда!

Я решилась бежать, но лейтенант сотворил вихрь, который закружил меня, так что я не могла двинуться вперед. Когда наконец воронка отпустила, я рухнула на пол. Подняла глаза и увидела, что фигура Мейдстоуна начала размываться. Его черты, казалось, сперва исказились, а потом растаяли, и в них уже нельзя было узнать человека. Он превратился в пульсирующий, вращающийся сгусток света и энергии. Миазм этот горел рыжим и дымно-красным цветом. Потом я различила мелькание плоти, крови, костей – и вот передо мной стояло новое существо, полностью оформившееся, плотное и осязаемое, как обычный человек. Гидеон. Он не изменился с тех пор, как мы жили вместе, когда я была еще девочкой. Гидеон. Наделенный той же злой силой, той же завораживающей аурой, той же яркой внешностью, что когда-то отталкивала и притягивала меня. С трудом я поднялась на ноги.

– Я тебя не хочу! Никогда не хотела!

– Ты же знаешь, что это ложь. Или, может быть, ты забыла. Не помнишь, Бесс? Не помнишь, как томилось по мне твое тело? Как мечтала, чтобы я пришел к тебе ночью? Как лежала без сна в постели, желая, чтобы я к тебе прикоснулся? Не помнишь?

– Ты меня околдовал. Я была не в себе.

– Напротив, ты была больше в себе, чем когда-либо до или после того. Зачем бороться с истинной природой? Со своей судьбой? Ты ведь знаешь в своем смятенном сердце, что мы предназначены друг другу.

– Я никогда не буду твоей! Никогда!

Я собрала всю силу и вскинула руки, призывая волшебство, прося сестер помочь мне, сосредотачивая энергию в одном пронзительном луче света. Я ударила волной силы по Гидеону. Неожиданная быстрота и ярость удара застали его врасплох, и он, шатаясь, отступил, закрыв лицо рукой. На мгновение я подумала, что он упадет, но вскоре колдун пришел в равновесие. Опустил руку и нахмурился, глядя на меня.

– Честное слово, Бесс, ты не сидела без дела со времен нашей последней встречи. Сила волшебства растет. Ты же не станешь отрицать, что, когда все твое естество пронизывает магия, чувствуешь себя восхитительно? Разве это не прекрасно? Разве не божественна чистая сила колдовства?

– В ней нет ничего чистого.

– Она тебя оживляет. Ты бы видела, как от нее преображаешься. Представь, каковы мы были бы вместе, любовь моя. Только представь.

– Я скорее умру, чем стану существовать рядом с тобой.

– К несчастью, не тебе выбирать, не так ли? Ты, конечно, могла бы добиться телесной смерти, но тогда я бы был наготове, чтобы потребовать твою душу. Жалко терять такое сокровище, я бы с куда большей охотой взял тебя к себе – живую, дышащую и чувствующую.

Он начал подниматься в воздух, его ноги без усилий оторвались от земли. Потом Гидеон поплыл вперед и навис надо мной, его черная одежда и мрачное лицо превратились в смертоносное облако, которое грозило полностью поглотить. Я хотела бежать, но с непривычки волшебство отняло все мои силы. Гидеон медленно опустился, обнял меня, придвинул лицо к моему, и его губы вздернулись, открыв неестественно острые зубы. Дыхание колдуна горячо било в щеку. Я почувствовала, как его язык очерчивает мои губы, проверяя и пробуя их на вкус. Я попыталась вырваться, но ноги обмякли.