Следовало начинать с ликвидации вакуума власти, созданного регентшей. И, как это обычно бывает в отсутствие партий и устойчивых политических институтов, в стане победителей стали выявляться первые, но серьезные противоречия. Должно ли регентство быть индивидуальным или коллективным? И если оно индивидуальное, то кто более всего достоин исполнять эту должность?

Первыми шагами стали, как обычно, роспуск и созыв кортесов, которые обеспечили большинство прогрессистам, вновь подтвердив правило, согласно которому та партия, что распускает кортесы, всегда выигрывает следующие выборы. Размежевание среди прогрессистов сразу стало очевидным: обсуждалось только индивидуальное регентство, и генерал Эспартеро был избран регентом, набрав 179 голосов против 110, которые получил Аргуэльес. Партия поддержала генерала и таким образом положила начало традиции, которая в последующие годы превратится в норму. Уже современники считали ее злом, причиной которого были слабость общественного мнения и политическое равнодушие народных масс и среднего класса. По словам Валеры, в партиях были одни солисты, а хора не было, и без опоры на общественное мнение политическая победа зависела от сотрудничества с армией, причем не потому, что армия обладала материальной силой, а из-за ее организованности и сплоченности: сговор между гражданскими лицами и военными превратился в основу формирующейся политической системы.

Так произошло и теперь. Эспартеро получил всю полноту исполнительной власти, объединив в своих руках посты председателя правительства и главы государства, чем спровоцировал сговор «умеренных» со всеми теми, кто был недоволен господством генералов. В сентябре 1841 г. при участии Марии Кристины они организовали политические волнения. Восстания начались в Памплоне и Витории, но достигли кульминации в Мадриде, когда мятежники во главе с молодым генералом Диего де Леон попытались атаковать королевский дворец и захватить наследницу престола. Лидер мятежа заплатил жизнью за эту романтическую попытку. Но оппозиция не сводилась только к «умеренным»; методы управления, к которым прибегал Эспартеро, отдалили от него лидеров прогрессистов, и они начали сближаться с представителями «умеренных» и теми слоями общества, которые были недовольны намерениями правительства снизить таможенные тарифы[292]. Волнения начались в Барселоне: там слухи о намерениях правительства перейти к политике свободной торговли на время объединили предпринимателей и рабочих в едином движении протеста. В последние месяцы 1842 г. произошло восстание, в котором соединились демократические, республиканские и социалистические требования: в Фигейрасе Абдон Террадес впервые провозгласил республику. И снова кара была суровой — Барселона подверглась артиллерийскому обстрелу.

События в Барселоне усугубили раскол среди прогрессистов и изоляцию регента. Из-за отчуждения гражданских лидеров прогрессистов, растущей ненависти «умеренных» и враждебности, проявленной некоторыми генералами, Эспартеро мог полагаться только на поддержку своих приспешников. Выход был только один — роспуск кортесов и организация новых выборов, которые на сей раз оставили его в меньшинстве. Не зная, как поступить в такой небывалой ситуации, Эспартеро распустил только что избранные кортесы и назначил новые выборы, что послужило его противникам сигналом к действию. В результате коалиция недовольных, от прогрессистов до либералов, сплоченная благодаря участию генералов, положила конец регентству. Национальная милиция оказала сопротивление, но оно было сломлено в Торрехоне-де-Ардос, когда генерал Рамон Мария Нарваэс[293] проложил себе дорогу в столицу. Вот теперь действительно началась новая эпоха.

2. Покончить с революцией, построить государство:

эпоха господства «умеренных» (1844–1868)

В обстановке постоянных народных восстаний под руководством национальной милиции и непрекращавшихся гражданских и военных заговоров, в которой пребывала страна со времен падения Старого порядка (с 1830-х гг.), в среде «умеренных» и новых социальных элит возобладали чувство усталости и желание порядка. Ради установления порядка они были готовы пожертвовать в случае необходимости некоторой долей свободы, а то и всей свободой, как сказал после революций 1848 г. Доносо Кортес в своей знаменитой речи в защиту диктатуры. «Свобода и порядок» — вот лозунг, который повторялся после падения Эспартеро и прихода к власти партии «умеренных». Нужно было стабилизировать политическое положение, построить государство, создать государственную администрацию с нуля, составить и утвердить кодексы законов, обеспечить спокойные условия для коммерческой и предпринимательской деятельности, гарантировать право частной собственности, восстановить необдуманно разрушенные традиции, вернуть католической религии ее место в обществе, т. е. достичь во всех сферах общественной жизни состояния золотой середины. «Хотите покончить с революцией? — спрашивал в мае 1844 г. Жауме Балмес (Хайме Бальмес), священник, близкий к самому консервативному крылу партии “умеренных”. — Тогда уничтожьте проблемы, которые питают ее». Нет страны, говорил он, которая осталась бы спокойной в условиях, в которых пребывает Испания, где все временно, все ненадежно: нет ни абсолютной монархии, ни политического представительства, ни военной диктатуры, а только лишь смятение и неразбериха, обстановка чудовищной неопределенности, в которой отсутствуют какие-либо постоянные принципы, которая неподвластна никаким правилам. Необходимо покончить с временным положением, завершал Бальмес свою филиппику, необходимо создать государство.

Принципы, правила, стабильность правительства, государство — таковы были лозунги представителей новых социальных элит, созданных революцией. Они состояли из землевладельцев, обогатившихся за счет дезамортизации церковных земель; финансистов, воспользовавшихся стесненным состоянием государственной казны; семейств, владевших коммерческими учреждениями, связанными с валютным рынком; фабрикантов, стремившихся защитить свои доходы; титулованного дворянства, которое сохраняло свою собственность, но должно было справляться с угрожающим падением традиционных доходов и растущей задолженностью новых средних классов — чиновников, журналистов и представителей свободных профессий, открывших для себя путь в политику. Необходимо было положить конец революции, а для этого, как показывал пример Франции, лучше всего укрепить центральную власть и поощрять предпринимательскую деятельность. Идеология, на которой основывались эти представления, также имела французское происхождение — это был либерализм доктринеров[294], ведь следовало основать суверенитет не на воле народа или нации, а на воле кортесов совместно с королем. Такой принцип защищал порядок, а не свободу, приводил к централизации государства, а не способствовал развитию автономии его частей. Большая часть новых политических лидеров провела годы изгнания в Париже и хорошо усвоила уроки своих учителей. Теперь же, вернувшись в Мадрид, они сравнивали Испанию с Францией и делали свои выводы.

Первое правительство «умеренных», которое возглавил Луис Гонсалес Браво, достигло своей цели, отменив реформы прогрессистов: выполнение Законов о дезамортизации было приостановлено, национальная милиция разоружена, Муниципальный закон 1840 г. восстановлен. В это время Нарваэс, генерал-капитан Мадрида, утопил в крови последние всплески восстаний. «Умеренные» поддержали все эти меры. В мае 1844 г. Нарваэс сам возглавил правительство и начал ревизию конституции, что в конце концов привело к изменению Основного закона. Как и полагалось, модерадо не желали прибегать к революционным методам: созванные кортесы не были объявлены учредительными, и они не были призваны разработать новую конституцию взамен действующей. В политическом языке «умеренных» реформа заменила революцию. Очевидно, что реформа означала усиление прав короля над