И тут вдруг из квартиры раздался мужской голос:

– Ничего не случилось?

Из двери выглянул молодой мужчина и уставился на Дегтярева.

– Что-то произошло? – спросил он у Лилии.

– Нет, Саша, – ласково ответила та, – небеспокойся. Слесарь квартиру перепутал, ему в домоуправлении не тот адрес дали.

Мужчина исчез, Лилия и Александр Михайлович несколькомгновений смотрели друг на друга, потом бывший начальник повернулся и молчапошел вниз. Разговаривать с Лилей ему было решительно не о чем, все и так ясно.Золото продано, на вырученные деньги, очевидно, куплена новая квартира, доказатьничего невозможно, да и некому доказывать, вор у вора дубинку украл.

Больше Дегтярев Лилию не беспокоил, он довольно скоро послеэтой встречи попал в больницу и умер. Скорей всего, даже получив золотишко,бывший начальник зоны не выжил бы.

Олимпиада Михайловна на секундочку остановилась, перевеладух и грустно продолжила:

– Похоже, брат совестью из-за меня мучился, потому чтона последней страничке тетради стояло: «Виноват я, Липа, перед тобой, жизньтебе покорежил, так ты замужем и не побывала. Хочу перед смертью последнюю своютайну открыть. Видел я, когда заболел, как ты расстраиваешься и деньгиодалживаешь, вот и решил по бабам сходить. Но – зря. После моей кончины сходи кЛилии, сообщи ей, что я умер из-за ее подлости и жадности, вот адресок».

Олимпиада Михайловна замолчала, я в нетерпении запрыгала натабуретке.

– Ну, а дальше, дальше что?

– Ничего, – грустно ответила старуха.

– Как? Вы не пошли к Лилии? Не сказали ей пару слов?

– Нет, – со вздохом ответила баба Липа.

– Но ведь брат вам адрес написал!

– Нет, не успел, – грустно сообщиластарушка, – наверное, хотел указать, да в больницу свезли, а тетрадь домаосталась, в шкафу, записи оборвались на словах: «Короче, вот тебе адрес…»Ничего больше! Может, где и лежат в укромном месте золото-брильянты! Лилиянебось уж померла, а сынок ее, Сашка, может, жив.

Я навострила уши.

– Почему думаете, что он Саша?

– А в тетрадочке стояло, – охотно ответилаОлимпиада. – Лилия, когда брат к ней пришел, сказала: «Ступай, Саша, все впорядке». А еще там написано было, что у Лилии муж генерал, богатый военный.Вон как, могла моему брату помочь, небось связей полно, да не захотела!

– Вы тетрадь сохранили?

– Пихнула куда-то! На антресоли!

– А можно ее найти?

– Наверно, только зачем?

– Наше Общество ветеранов издает сборники воспоминаний;если опубликуют записки Дегтярева, – лихо соврала я, – вам денегзаплатят!

– Кому чужая жизнь нужна, – отмахнулась старушка.

– Поищите записи, – попросила я, – хотитеаванс? Вот, смотрите. А обнаружите тетрадочку, в два раза больше дам!

Баба Липа схватила купюры.

– Ладно, вечером Ваня придет, жилец мой, слазаетнаверх.

– Давайте я вам помогу.

– Нет, – твердо отрезала баба Липа, – самидобудем, ты вот что, завтра прикатывай часам к пяти, после обеда, и деньгивези.

Я уехала от старухи, испытывая то, что, наверное, ощущаетчеловек, оказавшийся в открытом море, далеко от берега. Никаких надежд наспасение нет, но тут, о радость, мимо проплывает тонкая досточка, утопающий,как известно, схватится и за соломинку. Тетрадка Александра Михайловича – мояпоследняя надежда, вдруг в ней есть нужные, интересные сведения. Навряд лиОлимпиада Михайловна запомнила всю информацию дословно. Завтра получу рукопись,изучу ее как следует, скорей всего, обнаружу в тексте нечто… Обязательно найду…должна отыскать… непременно…

И тут на меня навалился голод, да с такой силой, что ямгновенно притормозила около первого попавшегося супермаркета, влетела в отдел,где торгуют хлебом, схватила слойку, быстро оплатила ее и вонзила в сдобу зубы.

Есть выпечку на ходу, несясь от супермаркета к машине, нехотелось, поэтому я встала около небольшого магазинчика, коих было полно в«предбаннике» супермаркета, и, спокойно жуя слишком жирную булочку, уставиласьна витрину. Губная помада ядовито-сиреневого цвета, целая палитра лаков дляногтей, кремы для лица и краска для волос. На прилавке лежала картонка с«хвостиками», один из них, ярко-рыжий, красиво блестел в свете лампы.Ярко-рыжий…

Я проглотила остатки слойки и спросила у продавщицы:

– Этой краской можно любые волосы оттенить?

– Вам подойдет, – лениво зевнула девушка.

– Не себе хочу взять, Стелле.

– Лишь бы ваша Стелла не темнее русой была, –равнодушно сообщила продавщица, – на брюнетке хорошо не получится, а тонекоторые черноволосые купят, а потом жалуются, не вышло ничего, надо жпонимать: из черного рыжее ну никак не сделать, только если совсем обесцветить.

– Стелла белая, она станет рыжей?

– Стопудово. Вам какую, стойкую?

– Не понимаю.

– Ну, ваша подруга хочет основательно покраситься иличтобы через несколько дней смылось?

– Посильней, пожалуйста.

– Тогда эту!

– А на какое количество волос рассчитан тюбик?

– Ну… если как у вас, то один на три раза.

Я молча проглотила издевательское замечание, похоже, девицепотенциальная покупательница показалась почти лысой, но это неверно, просто якоротко постриглась.

– Ежели кудри ниже плеч и густые, то лучше две упаковкивзять.

– Везде волосы покрасит?

Девица почесала щеку.

– Не поняла.

– Краску можно только на голову нанести?

– А куда еще? – захихикала дурочка.

– На ноги, – вздохнула я.

Продавщица вытаращила глаза.

– На голени?

– Да, – задумчиво протянула я, – и бедратоже, сколько надо брать? У Стеллы на конечностях густые заросли, а еще спина…

– Спина… – эхом повторила продавщица.

– Угу, – кивнула я, – на позвоночник можно?

– У нее и там волосы есть?