— Да, — сказала она мертвым голосом, совершенно уверенная,что это конец. — Слушаю.

— Лидия, — проговорил в телефоне растерянный, страннознакомый бас. — Это Дима Шубин. Ты меня слышишь?

— Дима, — повторила Лидия тупо. — Дима?!

— Да, — ответил он смущенно. — Это я. Ты прости, что язвоню, но мы с дедом решили…

— Что случилось?! — заорала она, крепче прижимая трубку куху, которая скользила в мокрых пальцах. — Вас похитили? Вам угрожают?! Где вы,Димка?!

— Мы дома, — сказал он с некоторым удивлением. — Я собиралсяв институт, но решил, что еще день прогуляю… Егор с тобой?

— Нет, то есть да. То есть он со мной, но сейчас вышел измашины. — Язык заплетался, в животе стало горячо и больно, или это в сердце? —Что случилось, Димка? Где ты взял мой номер?!

— Передай ему, чтобы он позвонил в приемную Кольцова, —скороговоркой произнес Димка. — Оттуда уже три раза звонили. Не могут егонайти. Передашь?

Мышеловка захлопнулась. Лидия слышала ее отвратительныйржавый скрежет. Она захлопнулась и перебила хребет глупой жадной мыши.

— Да, — пообещала она. — Передам. Спасибо, Димка. — Онанаклонилась вперед и прижалась лбом к передней панели.

Шубин выскочил из подъезда и не увидел Лидию в своей машине.Двигатель работал, стекла были целы, а Лидии нет.

Воздух застрял в легких, и стало невозможно дышать.

Ушла? Увели? Застрелили?

В абсолютной тишине, от которой стало больно в голове, онподошел к машине и рванул дверцу.

Она сидела на полу и смотрела прямо перед собой. Джинсовыеколени были чем-то перепачканы, как будто она ползала по грязи.

— Лидия?!

Она подняла на него глаза, и он даже отступил немного — такона изменилась.

— Тебе звонили из приемной Кольцова, — выговорила она сусилием, — просили срочно связаться. Это конец, да?

Абсолютная тишина внутри его головы дала трещину, и в неехлынул привычный шум — ровное урчание двигателя, рев машин на улице, голосастарух на соседней лавочке, крики мальчишек, гонявших шайбу на крохотномледяном пятачке, и собственное тяжелое дыхание. Ему даже пришлось подержатьголову рукой, чтобы она не лопнула.

— Когда? — спросил он спокойно. — Когда звонили?

— Димка сказал, что звонили уже трижды. — Сидя на полу, онапротянула к нему руку, в которой был телефон. — Все? Мы проиграли?

Он сел на водительское место, вытащил телефон у нее из рукии набрал номер.

Лидия смотрела на него, не отрываясь.

— Шубин, — объявил он в трубку. — Вы просили связаться,Елена Львовна?

Он слушал совсем недолго, а потом сказал:

— Со мной еще один человек. Я могу попросить вас заказать ейпропуск? Шевелева Лидия Юрьевна. Да. Она самая. Минут через пятнадцать.

Он нажал отбой и сунул трубку под щиток. И посмотрел наЛидию.

— Они нас ждут, — объяснил он. — Садись. Нужно ехать.

* * *

Пресс-конференция началась секунда в секунду, что былоредкостью для пресс-конференций. Маленький зал “Эха Москвы” ломился отжурналистов и камер.

Вел пресс-конференцию бледный мужчина в дорогих очках, передкоторым стояла табличка с надписью “Михаил Терентьев”. Рядом с ним помещалсяТимофей Ильич Кольцов, впервые за последние два месяца вышедший из подполья ипоявившийся перед журналистами.

По всегдашней привычке брать быка за рога Тимофей Ильич недал ведущему даже рта раскрыть.

— Добрый день, господа и дамы, — сказал он немыслимым низкимголосом, который идеально подходил ему и делал все, что он говорил,необыкновенно внушительным. — Моя пресс-служба настояла на сегодняшнейпресс-конференции, и я… гм… рад возможности вновь увидеться с вами.

По залу прошел некоторый шум. Это прозвучало примерно как“чтоб вы все провалились, проклятые, но раз надо, я готов потратить на васнемного своего драгоценного времени”.

— Я не сторонник вынесения сора из избы, — продолжил ТимофейИльич, — но в данном случае я, кажется, остался в одиночестве. Мы решили датьофициальные объяснения по поводу скандала, который, как всем вам хорошоизвестно, произошел в нашей корпорации. Мы свели ущерб к минимуму и считаем,что сегодняшняя пресс-конференция поставит точку во всем этом деле.

Он обвел зал тяжелым взглядом. Взгляд Тимофея Кольцовачеловек неподготовленный вынести не мог, поэтому большинство присутствующих какпо команде опустили глаза. Тимофей Ильич усмехнулся.

— Несколько месяцев назад один из моих заместителей, человекочень близкий и доверенный, начал большую игру. — Катерина придумала эту“большую игру” вчера, когда писала ему речь, и Тимофею было приятно произнестиэто, потому что напоминало о Катерине.

Вообще сегодняшнее представление не особенно его интересовало.Он уже принял меры, перешагнул через все случившееся и пошел дальше, ноКатерина настаивала на какой-то там гласности и открытости, и он согласился.Хрен с ней, пусть будет открытость, если Катерине так хочется.

— Игра заключалась в том, что часть сырья, которое поступаетна наши производства, по нашим же каналам стала уходить за границу. В ноябресовет директоров освободил от занимаемой должности господина Долголенко,тогдашнего генерального директора завода “Янтарь”, который, по нашим сведениям,был задействован в цепочке. — Тимофей снова посмотрел в зал. Журналисты сидели,не шелохнувшись, вытянув в его сторону напряженные руки с диктофонами, какпалестинские нищие. Почему-то именно палестинских нищих Тимофей особенно нелюбил. Камеры работали. Тимофей видел их красные злые глаза. Еще бы, такиеоткровения!..

— В декабре наша служба безопасности выявила организаторацепочки. Как вы все знаете, им оказался мой заместитель господин Барышев.Николай Николаевич. — Голос немножко подвел его в самый неподходящий момент,странно дрогнул. Ей-богу, Тимофей предпочел бы, чтобы это был Шубин, а не КоляБарышев, вместе с которым они начинали столько лет назад!.. — Мы собралинеобходимые документы и передали дело в Генеральную прокуратуру. Вчера господинБарышев был взят под стражу. Вот, собственно, и вся история. Можете задаватьвопросы.

Первым, по неписаному, но никогда не нарушаемому законуспрашивал лохматый и насмешливый Венедиктов, главный начальник “Эха Москвы”.Тимофей давно его знал, относился к нему хорошо и отчасти уважал, в отличие отвсей остальной журналистской братии, которую он презирал и даже не давал себетруда скрывать это.

— Тимофей Ильич, — сказал Венедиктов таким тоном, как будтоон знал в сто раз больше, чем все остальные, вместе взятые, — это совершенноуникальный случай, когда коммерческая структура такого уровня, как холдинг“Янтарь”, обращается в правоохранительные органы, а не разбирается с предателемпо-своему, по-отечески. В чем тут дело?