Юля запрокинула голову и взглянула на Эдварда:

—Человек никогда не перестанет верить в чудеса! Глупо, правда?

Катер въехал под мост, и Эдвард запечатал Юлины губы поцелуем, окончательно лишив ее путей отступления. Теперь и его рука гуляла у нее под рубашкой. Свежий речной воздух не протрезвлял, а еще больше туманил разум.

—Я хочу любить тебя!— прошептал он, отрываясь от ее губ.— Согласна ли ты подарить мне всю себя?

—Да.

Ответ Юле дался с трудом, и Эдвард, наверное, почувствовал это и закрепил успех новым поцелуем.

***

Они остановились в роскошном номере гостиницы «Англетер». То, что здесь когда-то оборвалась жизнь Сергея Есенина, казалось Юле символичным. Она находилась на грани, накинуть петлю на карниз или бросится с высоты на мостовую и разбиться уже так, чтобы Эдвард не смог собрать ее по кусочкам. Он, напевая себе под нос, разливал шампанское а она замерла, уставившись на памятник Николаю Первому, пытаясь найти выход из ловушки, в которую сама себя загнала.

—Сила, мудрость, правосудие и вера,— обронила она, прячась в полукольце своих рук.

—Хороший тост! Давно не пил таких легкомысленных напитков.

Высокий запотевший бокал охладил жар ее ладоней.

—Правда, тост,— Юля слегка пригубила и поставила шампанское на подоконник.— Но я имела в виду немного другое. Видишь вон тот памятник?

—Николаю Первому, как я успел заметить.

—Верный глаз тебя не подвел,— Юля погладила плечо с крепкими мышцами, подбирая слова.— Изящные силуэты жены царя и его трех дочерей олицетворяют собой силу, мудрость, правосудие и веру.

—Я все это вижу в одной женщине.

Сильные руки подхватили Юлю и отнесли на постель. Она испуганно села и поджала под себя ноги.

—Что ты хочешь сделать?— только сейчас она поняла, что заигралась окончательно и бесповоротно.

—То, что соединит нас с тобой.

Длинные холеные пальцы поспешно расстегнули пуговицы, и рубашка полетела прочь, обнажив живот с дорожкой темных волос.

—Думаю, мы не успели сильно испачкаться,— улыбнулся Эдвард и стянул брюки.— Иди ко мне.

Юля закрыла лицо руками.

—Я не мальчишка, что встречались раньше на твоем пути,— он уложил ее на подушку.— И сегодня мы станем с тобой одним целым. Ты ведь обещала мне отдать всю себя, правда?

Он провел горячими губами по ее шее, с такой легкостью расстегнув пуговички на шелковой рубашке, будто они были с ним заодно. Юля пыталась остановить Эдварда, но он перехватил ее руку и кончиком языка пробежался по внутренней поверхности от запястья до плеча. Она боялась, что он навалится на нее всей тяжестью и грубо ворвется между бедер со всей накопленной за томительное время ожидания страстью.

—Не надо,— шептала она растерянно.

—Надо, любимая,— губы Эдварда настойчиво приникли к ее груди, а рука устремилась вниз, устраняя последние преграды.

—Мне нельзя,— простонала она, выгибаясь дугой, когда его пальцы скользнули под тонкое кружево белья.

Эдвард жадно накрыл губами ее протестующий рот, поглощая его вместе с терзаниями. Она почувствовала, что поплыла. Тогда Эдвард стянул с нее джинсы и провел языком по ее плоти. Вскоре Юля металась по постели, то хватая его за волосы, то сминая вокруг себя покрывало. Она кричала и вырывалась, но Эдвард крепко держал ее бедра в руках, не давая ускользнуть от него.

—Я хочу тебя,— наконец закричала она, и Эдвард, мокрый от пота, поцеловавший каждый сантиметр ее кожи, навис над ней тяжело дыша.

—Согни ноги в коленях,— быстро прошептал он.

Юля смотрела на него обезумевшим взглядом и ничего не понимала. Тогда Эдвард ухватил ее за лодыжки, прижал острые худенькие коленки к вздымающейся груди. После чего вновь навис над Юлей и вошел в нее одним резким толчком. Она даже перестала дышать.

—Какая же ты сладкая!— теперь его движения были плавными и гладкими. Он зарылся лицом в ее волосах, целуя шею и сжимая бедра горячими ладонями. Живот трепетал, а ноги дрожали, распахнувшись еще шире. Юля стонала уже совсем не от боли. Тогда Эдвард обхватил ее за плечи и позволил себе более жесткие и быстрые толчки. Юля опустила руки на его ягодицы и с силой сжала их. Эдвард зарычал и с мощным рыком разрешился семенем в последний раз вонзившись в истерзанную плоть. Он уткнулся мокрым лбом в ее разметавшиеся по подушке волосы.

—Неужели конец?— уняв сердцебиение, спросила она.

—Это только начало,— прошептал он, переведя дыхание.— Я дам тебе все, что захочешь и даже больше. Но с этой ночи ты принадлежишь только мне.

Эдвард приподнялся на локтях и улыбнулся:

—Ты самое лучшее, что случилось со мной в жизни,— он провел языком по ее припухшим губам.

Две слезы скатились по ее щекам: «Лучше бы я умерла под твоим ножом».

[1] I'm sorry my beloved Princess (англ)— прости меня любимая принцесса

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍[2] Timeo Danaos et dona ferentes (лат)— Бойся данайцев дары приносящих.

«Так далеко в своей мести я еще не заходила,— Юля проснулась на плече Эдварда, и ее бросило в жар воспоминаний.— Что же делать? Господи, я ведь собиралась ехать на эту прогулку совсем с другими намерениями. Виктор, конечно, лихо взорвал мне мозг, пока Эдвард радостный умчался собираться». Она пальцами тихонько коснулась теплой кожи на груди нежеланного любовника и взглянула ему в лицо. Эдвард чуть посапывал, приоткрыв рот, и даже во сне не выпускал ее из объятий.

Зазвонил будильник, и Юля удивленно приподняла голову. Миниатюрный, в черном эмалевом корпусе и с двумя шапочками сверху, со звонком похожим на велосипедный, он показывал шесть утра: «Вчера этих часов здесь не было». Эдвард, не открывая глаз, нащупал будильник и выключил.

—Доброе утро,— Юля положила руку на живот Эдварда, и он накрыл ее своей ладонью.

—Я целовал тебя ночь напролет, и мне было мало.

—Ты хочешь сказать, что я все проспала?— впервые в жизни она не знала как себя вести.

Эдвард ничего не ответил.