Эта тишина успокаивающая. В квартире так много Вари и её следов, пусть сейчас она решила исчезнуть из моей жизни.

Я нарядился, как жених на свадьбу – самому смешно. Когда накануне приводил себя в порядок, казалось важным выглядеть хорошо: идеального кроя пиджак, кипенно-белая рубашка, стрелки на брюках, до блеска начищенные ботинки и сбритая наконец щетина. Вошёл в эту квартиру, как новая копейка, хотя знал: Вари здесь нет. Но не вовремя проснувшийся во мне влюблённый рыцарь хотел сверкать перед своей дамой самыми новыми доспехами. Даже если мне бросили в лицо перчатку.

Мой телефон так и лежит на тумбочке. Десяток уведомлений о пропущенных звонках, сотня сообщений. Я смахиваю с экрана неважные, оставляю только Варины. Их много и в каждом чудится отчаяние.

Вспышка ярости на мгновение ослепляет. Перевожу взгляд на лежащую рядом увесистую папку – подписанные документы на развод. Но захочет ли Варя услышать меня?

Смахиваю с глаз ненужную влагу – я стал слишком сентиментальным. Вчитываюсь в каждое сообщение, глотаю горькую слюну.

Варе больно, и это меня уничтожает окончательно.

«Нам нужно поговорить», – гласит первое.

Оно пришло спустя час после выхода интервью. Моя девочка…

«Молчишь?»

«Молчи уж…»

«Иди к чёрту, Поклонский. Никогда больше не появляйся!».

«Ненавижу тебя».

«Ты хотя бы жив?»

«Ты точно жив, я проверила! Или нет? Но ты же Поклонский, о твоей смерти узнали бы все газеты».

«Эх… Ладно! Я спать ложусь и ты ложись. Слышишь? Люби свою жену и никогда ей не изменяй. Она у тебя хорошая».

И после этого тишина – уже несколько часов как. Я присаживаюсь на край кровати, набираю номер Вари, хотя больше чем уверен: никто мне не ответит. И оказываюсь прав: мой номер вновь добавлен в чёрный список.

В этот раз она меня так просто из бана не достанет. Ну что ж, я был готов к такому повороту.

Закрываю глаза, сжимаю пальцами переносицу, проясняю мысли через боль. Где ты, Варя? Куда сбежала? К родителям? Сестре? К друзьям уехала? За время моей тобой одержимости я выучил наизусть все адреса, на которых ты бываешь, всех близких твоих узнал, пусть и заочно.

Наверное, я сталкер, ну и чёрт с ним.

Проходит, наверное, час прежде, чем я поднимаюсь с кровати. Всё моё намеренное спокойствие осыпается пеплом вокруг ног, а на лице выступает испарина. Надо умыться. До ванной дохожу в сумрачной темноте коридора, вхожу в тёмную комнату, сбиваю ногой корзину. Кучка гигиенического мусора вываливается под ноги, я включаю свет и, присев на корточки, сгребаю всё обратно в ведро.

В руку тычется что-то твёрдое. Острые края незнакомой коробочки врезаются в ладонь. Какое-то лекарство? Варя чем-то болела?

Вспоминаю, как дурно она чувствовала себя в последнее время. Что-то её мучило, но она так и не поделилась.

Коробочек несколько – штук восемь. Названия, написанные на коробке, утекают из сознания, но что-то подстёгивает рыться дальше. Как последний бомж я копаюсь в мусоре. Не пропитания ради, а ответов для. В этой корзине кроется что-то важное, и я отчаянно ищу подтверждение собственным догадкам, от которых плавится мозг.

Их восемь штук. Тонких полосок пластика, на которых… по две полоски. Забавная тавтология. Такие штуки в романтическом кино барышни оставляют поутру на раковинах в надежде, что мужик в перерывах между бритьём и чисткой зубов найдёт, всё поймёт и обрадуется. Тесты на беременность.

Восемь штук и каждый положительный.

Ногой отпихиваю всё остальное, в руке остаётся только пачка доказательств того, что Варя сбежала, имея под сердцем ребёнка.

«Это был только мой сын, Дима. Ты никогда не был его отцом», – звучат в голове ехидные слова Юли.

Не мой сын.

Тогда был не мой. А сейчас?

Я внимательно рассматриваю тесты. Вглядываюсь в каждый, ищу ответы и прислушиваюсь к собственной интуиции. Только могу ли ей верить? После двадцати лет кромешной лжи могу ли себе доверять?

Варя беременна – это факт. Но…

Это же Варя, шепчет тонкий голосок в голове. Она не Юля, Варя не подлая. Она чистая настолько, что мне больно за неё – такую хрупкую, беззащитную.

Перед глазами возникает рожа Леонида. Он был её женихом, эти две полоски вполне могут оказаться его ребёнком. Почему нет? После всего, что я узнал сегодня, имею право сомневаться.

Но, мать его, это же Варя! Если я сейчас поверю, что она похожа на Юлю, лучше пустить себе пулю в лоб. Прямо в этой квартире и будь что будет.

В любом случае, даже если ребёнок не мой – на этой мысли тело сводит судорогой – ладно! Даже если он не мой, я должен увидеть Варю и узнать всё от неё. Глядя ей в глаза спросить. Варя мне не соврёт, я всё по глазам увижу.

Половина ночи уходит на то чтобы найти Варю, но в итоге я узнаю адрес. Прогнав на выходной Пашу, отказавшись от услуг Валеры, я сажусь в машину и двигаю на восток – к деревне, где живёт бабушка Варвары. Глава 54 Варвара

Тяжёлый беспокойный сон прерывается приступом тошноты. Я кое-как надеваю выданный бабушкой халат, несусь к выходу и так, перемахивая через три ступеньки порожка, бегу через сад в уборную. Господи, неужели бабушка в каждую из пяти своих беременностей преодолевала такую полосу препятствий, мучаясь токсикозом? А если так каждое утро? И несколько недель подряд?

Лишний повод восхититься этой замечательной женщиной, которая ещё долго вчера меня баюкала, проявив небывалую для неё нежность.

Облегчение приходит спустя несколько минут. Привожу себя в порядок: приглаживаю растрёпанные во сне волосы, вымываю лицо ледяной водой из огромной бочки, стоящей под старой сливой. Плоды давно убраны, листья местами пожелтели и вот-вот упадут на землю ярким ковром.

Тук-тук-тук…

Мерный стук доносится откуда-то слева. Прислушиваюсь. Ритм отдаётся в ушах, вызывает любопытство. Кто-то из соседей наверняка начал заготавливать дрова на зиму, и в прохладном утреннем воздухе звуки слышатся с удивительной чёткостью.

Кутаясь в халат, я огибаю куст смородины, прохожу мимо уснувших на зиму лилий.

Тук-тук-тук…

Между пяткой и задником обуви попадает мелкий камушек, я подпрыгиваю на месте, громко ойкаю и трясу ногой, крепко держась за шероховатый ствол абрикосы. В кустах сидит незнакомый кот. Привлечённый, как и я, шумом, он выглядывает, прячась в голых ветках. Белоснежные усы на чёрной морде воинственно топорщатся. Следую за его настороженным взглядом и… чуть было не падаю в обморок.

Поклонский.

Вначале я вижу только его задницу, туго обтянутую брюками. Дима стоит ко мне спиной, низко наклонившись за очередным поленом. Мощным плавным толчком он выравнивается во весь свой немаленький рост, пристраивает деревяшку на колоде – ею пользовался ещё мой дед. На ней сбоку глубокая трещина, но бабуля утверждает, что эта штука нас всех переживёт.