Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну, конечно, Черный Монах – это Лямпе, сумасшедшийфизик. Больше, собственно, и некому. Мне следовало догадаться много раньше.
Полагаю, дело было так.
Находясь во власти маниакальной идеи о некоей“эманации смерти”, якобы источаемой Скольким островом, Лямпе задумал отвадитьвсех от “проклятого” места. Известно, что у больных рассудком часто бывает, чтобезумна лишь их основополагающая идея, а при ее осуществлении они способныпроявлять чудеса ловкости и хитроумия.
Поначалу физик изобрел трюк с водоходящимВасилиском – спрятанная под водой скамейка, куколь, хитрый фонарь, замогильныйголос, говорящий перепуганному очевидцу: “Иди, скажи всем. Быть сему меступусту” и прочие подобные вещи. Выдумка дала эффект, но недостаточный.
Тогда Лямпе перенес свой спектакль и на сушу,причем дошло до прямого злодейства – гибели беременной жены бакенщика, а послеи самого бакенщика. Сумасшествия этого рода имеют свойство усугубляться,побуждая маниака ко все более чудовищным поступкам.
Как было устроено нападение на Алешу, ФеликсаСтаниславовича и Матвея Бенционовича, я вам уже описывала. Уверена, что именнотак все и было.
Однако Лямпе боялся, что Ленточкин илиБердичевский оправятся от ужасного потрясения и вспомнят какую-нибудь деталь,могущую вывести на преступника. Поэтому продолжал пугать их и в клинике.
Ленточкин пребывал в совсем жалком состоянии,ему довольно было малости. А вот к Бердичевскому, сохранившему крупицы памяти ичленораздельность, Лямпе проявил особенное внимание. Устроил так, что МатвеяБенционовича поселили к нему в коттедж, где жертва Василиска оказалась подпостоянным присмотром самого Черного Монаха. Пугать по ночам Бердичевского дляфизика было проще простого. Вышел наружу, встал на ходули, постучал в окновторого этажа – только и забот.
И еще я вспомнила, что, когда я пробралась вспальню к Матвею Бенционовичу, кровать Лямпе была пуста. Я-то решила, что онработает в лаборатории, на самом же деле Лямпе в это время находился снаружи,переодетый Василиском, и готовился к очередному представлению. Когда я внезапнодля него вылезла из форточки и спрыгнула на землю, ему не оставалось ничегодругого, как оглушить меня ударом деревянного шеста.
Вот о чем я хотела Вам сообщить, когдаосмелилась заглянуть в комнату. Вы меня выгнали и правильно сделали. Получилоськ лучшему.
Я стала размышлять дальше. Куда подевалсяЛямпе? И почему без верхней одежды? Его не видали несколько дней – так уж не стой ли самой ночи, когда был убит Алексей Степанович?
Я вспомнила страшную картину: лодка, силуэтЧерного Монаха, тощее обнаженное тело, переваленное через борт. И меня какпронзило. Лодка! У Лямпе была лодка!
Зачем? Уж не для того ли, чтоб тайнонаведываться на Окольний остров?
Я села за стол и быстро записала все речениястарца Израиля, числом шесть. Я писала вам в прежнем письме, что чувствую вэтих странных словах некое тайное послание, смысл которого никак не могуразгадать.
Вот они, эти короткие реплики, день за днем.
“Ныне отпущаеши раба твоего – смерть”.
“Твоя суть небеса – Феогноста”.
“Вострепета Давиду сердце его – смутна”.
“Имеяй ухо да слышит – кукулус”.
“Мироварец сими состроит смешение – нонфацит”.
“Не печалися здрав есть – монакум”.
Я отделила чертой последнее слово каждойфразы, потому что оно добавлено схиигуменом от себя к цитате из Св. Писания. Ачто если секретное послание содержится только в заключении каждого предложения,подумала я.
Выписала последние слова строкой. Получилосьвот что:
“Смерть – Феогноста – смутна – кукулус –нонфацит – монакум”.
Сначала решила, что выходит чушь, но прочлавторой раз, третий, и забрезжил свет.
Тут не одно послание, а два, каждое из трехслов!
И смысл первого совершенно ясен!
Смерть Феогноста смутна.
Вот что хотел сообщить монастырскомуначальству старец! Что обстоятельства смерти схимника Феогноста, чье местоосвободилось шесть дней назад, подозрительны. Да еще и из “Апокалипсиса” послеэтого присовокупил: “Имеяй ухо да слышит”. Не услышали монахи, не поняли.
Что значит “смерть смутна”? Уж не об убийствели речь? Если так, то кто умертвил святого старца и с какой целью?
Ответ дало второе послание, над которым яломала голову недолго. Отгадку подсказал “монакум”, то есть monachum, по-латыни“монах”. Стало быть, сказано на латыни!
“Кукулус” – это, верно, cucullus – куколь А“нон-фацит” – non facit. Получается: “Cucullus non facit monachum”. To есть“Куколь не делает монаха”, или “Не всякий, кто в куколе, – монах”!
Почему по-латыни9 – еще не осознав всезначение этих слов, спросила себя я. Ведь вряд ли отец эконом, которомупередают все сказанное схиигуменом, понял бы чужой язык, да и не слишкомвежественный брат Клеопа еще исковеркал бы этакую тарабарщину. Старец Израильне мог этого не понимать.
Значит, латинское речение было обращено не кбратии, а ко мне Да и смотрел схимник в три последних дня только на меня, будтохотел особо это подчеркнуть.
Откуда он знает, что скромный монашек сподбитым глазом знает латынь? Загадка! Но так или иначе очевидно: Израильхотел, чтобы его поняла лишь я одна. Видно, не надеялся на понятливость отцаэконома.
И здесь мои мысли снова поворотили назад, кглавному. Мне открылся смысл латинского иносказания Я поняла, что хотел сказатьстарец! Новый носитель схимнического куколя – не отец Иларий! Это преступник,Лямпе! Вот куда он пропал, вот почему его не видно, вот почему вся его одеждана месте!
Физик перебрался на Окольний остров! А еслитак, то, стало быть, в ту ночь он совершил не одно убийство, а два. И мертвыхтел тоже было два! Просто луна выглянула из-за туч слишком ненадолго, и яувидела лишь половину страшного ритуала. Ленточкину злодей заткнул ротнавсегда, а почему пощадил Бердичевского – Бог весть. Быть может, и в ожесточившемся,безумном сердце отмирают не все чувства, и за дни, прожитые с МатвеемБенционовичем под одной крышей, Лямпе успел привязаться к своему кроткомусоседу.
Ночью маниак пробрался в Прощальную часовню,где отец Иларий в одиночестве готовился к подвигу схимничества, молился изашивал куколь. Свершилось убийство. И утром в черном саване к лодке вышел ужене старец, а преступник.