Я шла за ним как привязанная, наши шаги дублировали другдруга в гулком пустом коридоре. Наконец Серьга не выдержал и обернулся. Ямашинально улыбнулась ему, забыв о своем новом лице: улыбка получилась приятельской,так улыбаются давно потерянному и случайно обретенному другу. Именно эта улыбкапривела Серьгу в замешательство.

– Вы ко мне? – почесывая переносицу, спросил он.Отступать было поздно, тем более что мне ужасно хотелось прикоснуться к Серьге– он был частью моего прошлого. А все остальные части моего прошлого былимертвы.

– Похоже, да, – жадно рассматривая Серьгу, сказала я.

– Слушаю. – Серьга буквально впился в меня глазами:новое, но хорошо запоминающееся лицо, художник не может этого не оценить.

– Вы случайно не Сергей Каныгин? – брякнула я.

– Случайно да, – ответил заинтригованный Серьга, а ячуть не задохнулась от радости; это был его неистребимый марийский акцент,такая же предательская деталь, как и мое южное мягкое “г” из прошлой жизни. Серьгаже всегда смягчал “ч”, у него она звучала как “щ” – ничего не изменилось…

– А я – подруга Алены Гончаровой, – ляпнула я первое,что пришло мне на ум, совершенно не задумываясь о последствиях. Мгновенноевоспоминание об Алене налетело, как вихрь, и почти сбило Серьгу с ног. И в тоже время я заметила в самой глубине его узковатых марийских глаз скрытуюревность. Вот и не верь после этого в вечную любовь!..

– И что? – взял себя в руки Серьга. Вопрос не засталменя врасплох.

– Вы меня не помните? – Это была явная провокация, иСерьга поддался: никому не хочется быть уличенным в склерозе. Онмногозначительно замычал что-то неопределенное: “М-м-гу.., м-м-да, гм-гм.., какже, как же…"

– Конечно! Вы…

– Ева! – помогла я Серьге. – Мы познакомились, когдаАлена уезжала в Америку.

Я работала наверняка – в начале пятого курса Аленаотправилась в Америку, чтобы писать там свой диплом о Марлен Дитрих, хотя с темже успехом можно было собрать все материалы и в институтской библиотеке. Тогдаже была устроена грандиозная вечеринка, на которой Серьга предстал во всемблеске своей языческой ярости – он отметелил двух американцев из сектыпоследователей Муна, шапочных знакомых Алены. Досталось и дороднойконсерваторке, альтистке Даниловой, потенциальной Алениной любовнице – ейСерьга выдрал клок волос и сломал два ногтя на правой руке.

Впрочем, это был не первый и не последний клок волос вматадорской карьере Каныгина.

Именно поэтому он взглянул на меня без всякой задней мысли.

– Ну, и как там Алена?

– Процветает, – соврала я, испытывая жуткие муки.

– Замуж-то вышла? – мрачно спросил Серьга.

– Нет.

Серьга удовлетворенно крякнул – что и требовалось доказать!

– А чем занимается?

– Тратит деньги. И просила передать вам привет, есливстречу.

– Передавайте!

Я быстро поцеловала его в голую мальчишескую щеку. Серьгаопешил:

– Это что?

– Это привет. Вообще-то я разыскиваю некоего ВладимираТуманова. Он здесь, во ВГИКе, преподает. Вы случайно его не знаете? – Вопросбыл риторическим, на втором курсе мелкий, но злобный в состоянии алкогольногоопьянения Серьга сломал глыбообразному Туманову переносицу – только потому, чтоВолодька позволил себе ущипнуть Алену за зад.

– Как не знать! Знаю, знаю, – обрадовался Серьга, – мыже с ним работаем вместе! Я в его вертепе главный художник…

, Вот это было кстати! В ожидании Туманова мне нужно былокак можно больше узнать о нынешней жизни Володьки, и Серьга подвернулся в масть– Божий промысел, ничего не скажешь!

– Может быть, составите протекцию? – невинным голосомпроизнесла я. – Раз мы с вами так случайно встретились.

– Ну, если встретились… Меня, кстати, Сергеем зовут,для близких Серьга, – отрекомендовался Серьга, – тьфу ты, вы же знаете, совсеммозги поплыли!..

– Ну а я еще раз – Ева…

– Так вы Аленина подруга? – насторожился вдруг Серьга,не ко времени вспомнив, видимо, о нестандартной сексуальной ориентации Алены.

Я попыталась успокоить его, памятуя горький опыт альтисткиДаниловой.

– Только в общечеловеческом смысле. Мы работали с нейвместе в рекламном агентстве, а теперь я перебралась в Москву.

– Ну, это традиционный порок – перебираться в Москву. –Серьгу буквально развезло от доброты. Я перестала быть для него соперницей,теперь он был не прочь познакомиться со мной поближе:

– Значит, сразу же решили брать быка за рога.

– Вроде того, Алена снабдила меня телефонами, Тумановзначится четвертым в списке.

– Хорошо, что не первым. А что ж она сама не приехала?

– Укатила в Швецию. А вы работаете во ВГИКе?

– Ну, работаю – громко сказано, – признался Серьга, –так, подрабатываю. Вторым педагогом, также, как Володька. Кстати, что ты сейчасделаешь?

– Ничего, – я развела руками, не упускать же такойслучай, – ровным счетом ничего.

– Если подождешь меня полчаса – можем с пользойпровести вечер. Если, конечно, московские дела тебя интересуют, – и снова вовзгляде Серьги не было никакой задней мысли, – идет?

Идет, бежит, едет!..

Я ждала Серьгу в буфете, за остывшей бурдой, которуюоголтелые вгиковские буфетчицы, потеряв всякий стыд, гордо именовали кофе. Вбуфете все так же продавали пастилу и порционные салаты, и мне казалось, чтосейчас в столовку ворвутся все персонажи порванной вгиковской пленки – Иван,Нимотси, Алена.

Но вместо них пришел Серьга в демократичной кож-замовскойкуртке и шапчонке фасона “презерватив” – прошедшие годы ничего с ним несделали, хотя и старались. Мы помахали друг другу, как старые знакомые, испустя пять минут уже были на остановке сорок восьмого троллейбуса.

…Серьга снимал квартиру на “Пражской” – это была та же сераяветка метро, в противоположном конце которой находилось Бибирево.

Дежа вю.

Я не могла отделаться от навязчивого ощущения, что все этоуже было со мной, и маленький Серьга так же придерживал меня под локоть своейтонкой рукой. Он пристально вглядывался в меня, но это была не тайная страстьмужчины, которому хочется переспать с женщиной, – это была тайная страстьхудожника, неожиданно нашедшего подходящую натурщицу.

Мы вылезли из метро, потом долго тряслись в автобусе, потомпокупали вареную колбасу в универсаме – Серьге всегда не хватало фантазии ишироты души. И наконец оказались в самом конце пути – у паршивого панельногодома, родного брата моего бибиревского пристанища.