Я растянулась на ковре – может быть, вес потому, что иГосподь Бог тоже мужчина, не лишенный маленьких слабостей, он не прочьисподтишка взглянуть на маленькую раковину женского уха…

Я была уверена, что завтра или послезавтра, но Серьгаобязательно позвонит мне – и не только потому, что я могла ему понравиться, этокак раз было делом десятым.

Во-первых, еще во ВГИКе он отличался страстью к извинениям,это называлось у него “похмельным синдромом” и служило чем-то вроде огуречногорассола после пьянки. Он методично обходил всех, кому успел подгадить в периодалкогольной невменяемости, и уныло извинялся. Он не успокаивался до тех пор,пока жертва его словесных или кулачных подвигов, плюнув на все, не говорила:“Все в порядке, старичок, знаем мы эти твои неконтролируемые импульсы. Иди сБогом!"

И, во-вторых, я была как-то связана с Аленой, рано илипоздно это всплывет. Безнадежная, почти преступная страсть к ней была неизжита, я это видела, портрет Алены тоже на это намекал, шрамы на холсте большепоходили на страстные поцелуи…

Нет, за марийского гения Серьгу можно не беспокоиться – онсделает все, что найду нужным я. Его вполне можно использовать вслепую.

Стоп-стоп, а почему вслепую?

Я даже приподнялась от этой мысли, иглой прошившей мнесердце. Почему вслепую? Ведь можно рассказать ему – если не все, то многое.Тогда ты получишь союзника, который вполне осознанно поможет тебе, а то, что онпоможет, не вызывало сомнений. Он учился во ВГИКе, а ВГИК всегда похож наген-мутант, он напрочь меняет химический состав крови, он вовлекает любогозазевавшегося в странную игру с жизнью, так похожую на кино…

Серьга вхож в порочный круг Туманова, он уже не можетвызвать подозрений, как не может вызвать подозрений почтальон или разносчицамолока. Если ты посвятишь его – можно напрямую спросить об АлександреАнатольевиче и о многих других. Искушение переложить на кого-то хоть частьадской работы было таким сильным, что я даже затрясла головой.

Нет.

Нет, ты не имеешь права использовать его таким образом. Тыне можешь быть уверена в нем настолько, чтобы он стал не только частью твоегоплана, но и частью тебя самой. Серьга был открыт, наивен, простодушен, какэвенк со стойбища. И все эти достоинства автоматически оборачивалисьнедостатками, стоит только посвятить Серьгу в суть происходящего. Кроме того,он от нечего делать стал крепко выпивать, и его вгиковские, часто комическиеалкогольные вспышки теперь приобрели мрачно-затяжной характер. Полоснуть ножомТуманова, как он делает это с портретом Алены, у него вполне может хватить ума,но вот хватит ли сил? Мне нельзя светиться, а Серьга, с его горячностью,засветит меня обязательно.

Он засветит меня обязательно, кем бы я ни представилась –подругой Алены, сотрудником Интерпола, агентом ФБР, далай-ламой… Пусть всеостается, как остается, и я останусь при своем – мститель, карающая десница,тать в ночи…

Нет, своей собственной роли я никому доверить не могу.

Я еще несколько секунд пролежала неподвижно, закрыв глаза, истрасть к поискам соучастника прошла сама собой.

Теперь нужно набраться терпения и дождаться каныгинскогозвонка.

Но ждать просто так я не хотела.

У меня оставался запасной вариант – Сирии.

Пока в лагере любителя ритуальных услуг Туманова наблюдаетсяленивое послеобеденное затишье, самое время навестить берлогу Сирина. В удачу яверила мало – Сирии был кондовым осторожным профессионалом, – но попытатьсястоило. Ключи от ларца сириновых тайн манили безопасностью и относительнойнесложностью предприятия. Адрес был четко пропечатан в паспорте гражданинаДрондина, оставалось только доехать до места на подходящем виде транспорта иоткрыть дверь.

Я решила посвятить экскурсии в пенаты Сирина следующий день,пока Серьга будет приходить в себя, подъедать нарезанную толстыми ломтямиколбасу и отпаиваться рассолом.

Я наметила все то, что может заинтересовать меня, чтобы наместе не тратить время на ненужные поиски, – записные книжки, фотографии,кассеты, всю канцелярскую мелочь, в которой заключена информация о долгой жизниСирина.

Лучше всего отправиться туда поздним вечером – судя поадресу, район был рабочим, а работяги предпочитают сидеть вечерами дома,попивая водку и потрахивая своих расплывшихся жен. У них нет кобельковмастино-наполитано, которых нужно прогуливать ближе к полуночи, а их деткипредпочитают грабить ларьки в другом конце города.

Я переписала адрес Сирина на листок бумаги, а потом сожглапаспорт в малахитовой пепельнице – лишняя улика; Венькин браслет многому менянаучил.

Я бросила в рюкзак ключи от квартиры Сирина, туда жеположила перчатки. Рано или поздно квартиру Сирина вскроют, а мне совсем нехотелось оставлять там визитную карточку своих папилляров.

"Ну ты прямо пролетарский Джеймс Бонд! – восхитилсяИван. – Штандартенфюрер Штирлиц, партайгеноссе Борман, адмирал Канарис и нашчеловек в Гаване. Только стреляющей авторучки не хватает. Испортили тебядублированные шпионские фильмы!"

"Во-во! В небесах шпиен летит и яичками звенит, – проявилсвой поэтический талант Нимотси. – Он перчатки натянул и на микрофильмсрыгнул!"

Я послала их подальше, но была вынуждена признать, что в ихзамечаниях много справедливого, все происходящее мало походило на правду. Иоставалось для меня безумной игрой. А игра предполагала наличие перчаток, всеграбители банков вызывали слабое сочувствие, а расплата всегда оставалась закадром.

Ну а пока она не пришла – выше голову и смейся, кажется, такбыло в первых тактах забытой мелодии двадцатых годов.

Перед тем как выйти из квартиры, я критически осмотрела себяв зеркале – никакого макияжа, стандартные джинсы, куртка; если я когда-нибудьстану трупом, то следственная группа намучается с моей безликой усредненностью.Ключи позвякивали в пустом рюкзаке – из предосторожности я больше ничего невзяла.

Я захлопнула за собой дверь и отправилась к Сирину.

* * *

…В половине двенадцатого я уже была в Текстильщиках, одномиз самых унылых московских районов. Панельные многоэтажки, второсортныесталинские дома и хрущобы никак не хотели складываться в пасьянс и перемежалисьдлинными железобетонными заборами уже давно почивших в бозе складов ипредприятий.

Я довольно быстро и – главное! – без посторонней помощинашла дом Сирина, оказавшийся серой кирпичной шестиэтажкой, определила подъезди независимо вошла вовнутрь. Квартира Сирина была на предпоследнем этаже, кудая поднялась, никого не встретив.

На сирийской лестничной площадке, очевидно, жили поклонникимосковского “Спартака” – вся стена была изгажена клубной символикой. Туда жевклинились фанаты группы “ДДТ” и камикадзе-токсикоманы, исповедующие культКурта Кобейна.