– Что ты говоришь!

– Только – ш-ш, – прижал палец к губам Серьга, онстремительно пьянел, – теперь он на повышение пошел, девочек для богатенькихбуратин поставляет, тех, которые на “Мисс грудь” корячатся. Остобрыдло все, силнет.

– Ну и возвращайся к себе в Марий-Эл. Экологически чистыйсамогон и никакой консумации.

– Да ты смеешься! Что я там буду делать? Для районнойадминистрации лозунги клепать? Или в драмтеатре пьесу оформлять, “Алые паруса”?

– Это лучше, чем нелегально…

– Да ты что! Все легально. Модельное агентство есть,очень даже ничего.

– Слушай, Серьга, мне действительно нужна работа, а я вМоскве никого не знаю. Может быть, поговоришь обо мне с Тумановым, представишькак хорошую знакомую? – Я пристроилась в опасной близости от Серьги. – Это былобы удобнее, по рекомендации сотрудника, главного художника…

– Возможно. Если… – Серьга протянул ко мне худую руку.

Я сидела неподвижно и наблюдала, как пальцы Серьги ощупываютмою голую шею.

– И ты такая же сука, – внезапно констатировал Серьга.– Такая же сука, как и эта чертова Алена.

– Я бы не делала таких скоропалительных выводов.

– А что ж сидишь и не рыпаешься, когда я руками шарю? –пьяно хихикнул Серьга.

– Ты пока не шаришь, – рассудительно заметила я. – Абудешь шарить – получишь по яйцам.

– Ой-ой-ой! Чем же это тебе яйца не угодили? Или тожепо бабам прыгаешь, как и эта двустволка долбаная?

– Нет.

– Все вы одинаковые… И эта тварь питерская, всю душумне, как моль, изъела, ни на одну честную давалку теперь смотреть не могу… –Голова Серьги упала на грудь, он замолчал на полуслове и через секунду ужемирно посапывал.

А я продолжала рассматривать карандашные наброски – изчистого любопытства не посвященной в тайны творчества. Скорее всего они былипоследними по времени и относились к лету – к самому началу лета, если судитьпо подписям к ним. Но теперь, по прошествии лет. Серьга охладел к развернутымхарактеристикам событий – под набросками были только даты.

Туманов в карандашном исполнении Серьги был вполне узнаваем,вот только подбородков и почитательниц у него прибавилось: во всяком случае, наплотных листах картона это выглядело именно так. Чем-то эти стремительные,немного наивные линии напомнили мне Тулуз-Лотрека, и я снова подумала о том,что Серьга талантлив. Но, в отличие от певца Мулен-Руж, Каныгин к своимженщинам относился небрежно – они были едва прописаны и иногда выглядели простокарикатурно, Алена действительно проехалась катком по девственно-чистомуканыгинскому чувству: оставаясь его музой, она, далекая, но не забытая, терзалаего, как стервятник – падаль. На мужиках Серьга отрывался – их изображения былидостоверны и почти ученически старательны.

Я перевернула еще несколько листов и замерла: рядом страдиционным уже Володькой был изображен Александр Анатольевич, тот самый тип,кому я отдавала свои сценарии. Александр Анатольевич был схвачен несколькимиштрихами, торопливыми и бесстрастными, но это, несомненно, был он – те жесломанные борцовские уши и голова под строгий бобрик.

Это была удача!

Ай да Серьга, вот все и стало на свои места. Дата поднаброском гласила: “31 мая”. Нимотси же появился в Москве в июне.

Я воровато оглянулась на спящего Серьгу – он лежал,беззвучно открыв рот и завалившись на бок. Правая рука неловко поджата, носкина ногах сползли, обнажив тонкие сухие щиколотки, абсолютно лишенные растительности.Ну и хорошо. Спи спокойно, дорогой товарищ!

Я собрала все эскизы, которые относились к Туманову и егоночному клубу, – стопка собралась не очень большая, но внушительная. Сложив ихв сумку, я закрыла папку и заставила ее другими папками; творческое наследиеСерьги позволяло надеяться, что он хватится ее не скоро.

Я накрыла Серьгу валяющимся возле дивана пледом и осторожноприкрыла дверь в комнату.

Некоторое время я просидела на кухне, прислушиваясь кнезакрытому крану в ванной.

Самым страшным искушением было забрать вгиковские наброски сИваном. Но этого я не сделала, не имела права делать – это был не мой взгляд наИвана, пусть он остается в запыленных папках Серьги и ругается матом, проигравбутылку водки.

Я улыбнулась – это было как раз в стиле Ивана. Потомсдвинула на край стола остатки гостеприимного ужина в марийском национальномстиле, взяла плотный листок бумаги и написала:

"Спасибо за чудесно проведенный вечер. Все былозабавно. С нетерпением жду звонка. Рисунки великолепны, готова выступить моделью.Целую. Ева”.

Затем, подумав, приписала свой домашний телефон и прислонилазаписку к самогонной бутыли – теперь Серьга не мог ее не заметить.

Что ж, мне больше нечего здесь делать. Я тихонько притвориладверь в квартиру и вышла на улицу. Судя по рисункам, лежащим у меня в сумке,остаток вечера обещал быть интересным.

Взяв машину и посулив шоферу деньги, сопоставимые с егодневной выручкой, я уехала к себе на проспект Мира.

Дома, едва раздевшись и проглотив анальгин – марийскийпервач давал о себе знать, то незначительное его количество, которое попало ворганизм, вызвало реакцию отторжения, – я расположилась на полу, где разложилаканыгинские наброски. Теперь у меня было время, чтобы изучить их детально.

Туманова и его девочек я отмела сразу – они меня неинтересовали. Гораздо более интересными были сюжетные композиции с приятелямиТуманова. Безусловно, я отдавала себе отчет, что большинство из них попало накарандаш случайно – для Серьги возня с эскизами была условным рефлексом, онрисовал что угодно, стоило только этому “чему угодно” оказаться в поле егозрения: такого шлака было в набросках навалом – поворот головы, начатый инезаконченный; силуэт, брошенный на произвол судьбы; откровенная неудача,которую Серьга тут же досадливо заштриховывал. Но и эти случайные объектынельзя было сбрасывать со счетов – всего я насчитала десять разнообразныхмужских голов, которые и объединила в кокетливую рубрику “НЛО”.

Постоянных спутников Туманова – тех, кто встречался на эскизахбольше двух раз, – было четверо, я назвала их “Кордебалет”. Больше всех повезлоименно Александру Анатольевичу, он был изображен трижды; причем самымпрорисованным был тот портрет, который я увидела еще на квартире Серьги. Другиеэскизы были менее детальны, несколько характерных линий, только и всего.

Да, ты бисируешь, Александр Анатольевич, похвалила своегобывшего порноредактора я. С тебя и начнем.

План действий, который выработала я, был примитивным, ноединственно возможным. Серьга подвернулся мне в самый подходящий момент – он-тои станет моей визитной карточкой, ключом, который откроет мне дверь всомнительный мир Володьки Туманова. Сейчас от меня требовалось одно – точноразыграть роль восторженной провинциалки, готовой на все, чтобы утвердиться всумасшедшей Москве. Этот путь был самым легким, он не вызывал сомнений – чтоеще остается неглупой смазливице – вперед и вверх! Теперь я, как броней, былазащищена своей внешностью, которая мало кого оставляла равнодушным. До сих поря не знала, почему это происходит, мало ли красивых баб роет окопы собственногоблагополучия. Но пока мне удавалось все – и это касается не только мужчин.