вы готовы подтвердить, что никто из них не причастен к попыткам украсть у Дедала атрибут восемь лет, три года и три дня назад?

– Разумеется.

– Значит ли это, что вам известно местонахождение этих людей в ночь с пятницы на субботу?

– Боже упаси! Но уверена, большинство, как и всегда, находились в квартале. За мостами мало у кого есть жизнь. Наука не терпит любовниц.

Ольга разочарованно цокнула. Похоже, Сцилла подтвердила правдивость сказанного. Ариадна вернула папку к себе и спросила:

– Про Пройсса вы сказали бы то же самое?

Ученая нахмурилась:

– Неужели это до сих пор имеет значение?

– Искра, исчезнувшая тогда, так и не вернулась к Дедалу, – заметила Ольга.

Хорошо, что она об этом вспомнила. В ее присутствии мы с Ариадной не могли позволить себе такой роскошный довод.

Мерит Кречет провела ладонью по краю стола:

– Верно. Мы продолжаем работу Юрия. И да, на его фоне Ян будто вчера закончил универ. Блестяще, не спорю, лучше всех на курсе, но Юрий… не знаю, ему все давалось легко. Ян такой последовательный, вдумчивый… а тот генерил идеи по щелчку, на все смотрел под каким-то немыслимым углом. Мог стать нефрологом, но, к счастью, с детства обожал истории про чуму. Юрия очаровывало, как крошечные неразумные организмы вызывают события планетарных масштабов. Изящество и неотвратимость биологического оружия… – Мерит Кречет помрачнела от собственных воспоминаний. – Да. Про него я сказала бы то же самое. Невозможно было предвидеть, что разум такого масштаба изменит себе и одним жестом уничтожит десятилетия усердных трудов.

– Кому как.

Отец Кристы, блин, разве что не зевнул. С нескрываемым, патологическим равнодушием добавил:

– Помнится, я купил себе мотоцикл, сделав ставку на пройссовский суицид.

Мерит Кречет поморщилась:

– Вы и о таком бьетесь об заклад?..

– Отчего же нет. Это клуб джентльменского пари.

– Я помню, – добавил Лак Бернкастель. – У господина Пройсса погибли жена и дочь.

– Это был несчастный случай, – дернула плечом ученая.

– В котором он выжил, потому что сидел за рулем, – кивнул отец Кристы. – Пытаясь уйти от столкновения, Пройсс крутанул влево, и фура смяла правую половину машины – вместе с женой и дочерью. Но это нормально. В экстремальной ситуации водитель всегда подставляет пассажирский бок.

– Роман, – вздохнул Лак Бернкастель.

– Он продал имущество, усыпил кота и стал жить где-то здесь, может, даже на том диване. Его больше никто не видел на людях. Его имя исчезло из списка многообещающих. Да, возможно, после трагедии Пройсс не утратил свой микробиологический гений, раз возглавил тайный проект. Но он убил свою семью. Они не остались в посмертном долгу.

– Не говори о том, чего не знаешь, – нахмурилась Мерит Кречет. – «Эгида» стала его искуплением.

Отец Кристы брезгливо поморщился:

– Ты серьезно сказала это слово?

– Юрий боялся смерти, – невозмутимо продолжила ученая. – Он знал, что там ничего нет. Мы сутками могли говорить об этом. У него была цель. Он хотел другого, а вовсе не разрушить проект и лишить нас всех работы.

– Тогда чего он хотел? – спросила Ариадна.

Мерит Кречет развела руками:

– Как и все мы – победить смерть. Его дочь погибла не сразу. Но хирурги оказались бессильны. Три дня она была на аппаратуре. «Эгида»… могла бы ее спасти.

– Тогда зачем он решил похитить искру?

Ученая поджала губы:

– За этим же.

Она пододвинула стул и снова опустилась за стол.

– Вы должны понимать: сначала искры не было. Сначала были только эти двое, Феба и… парнишка ее, не помню, как звали. Мы работали с их биологическим материалом, чтобы понять, как именно Дедал делает вас своими функциями. У нас ничего не получалось, но мы не имели права останавливаться, потому что знали – это возможно. Это было как взгляд в будущее. Мы видели итог работы, к которой только приступали.

– Дедал переставляет функции в системе, – возразила Ольга. – Этого не повторить в человеческих лабораториях.

– Да. Верно. Но в материальном мире… что происходит с вами физиологически? Он заражает вас атра-каотикой-суммой, но каким-то особым образом, так, что она мгновенно связывается с клетками и начинает перестраивать ваше тело и в особенности мозг. Простое вживление бактериального препарата не давало такого эффекта. При критической массе атра-каотика-сумма выселяла родной микробиом, но не замещала его функции. Этот механизм… Условия для того, чтобы видообразующая бактерия синтропа вступила в симбиоз с человеческим организмом… Мы знали, они существуют. Мы видели их, глядя на вас. И мы искали, ставя эксперименты и над дубль-функцией, и над обычными функциями, и над людьми, но три тома исследований привели нас к выводу, что исследования не имеют смысла. А потом случилось то, о чем рассказал Роман.

– Исследования прекратились?

– Временно. Пока Юрий не вернулся другим.

– Такая трагедия изменит кого угодно.

– В том-то и дело, что его она направила не в сторону депрессии. Точнее, не только в эту сторону.

Мерит Кречет вздохнула, покачала головой, балансируя между нами и воспоминаниями:

– Он вернулся… на энтузиазме. С принципиально новым подходом, и мы больше никогда не обсуждали то, что произошло. Тогда же я и узнала об искре. Юрий заявлял ее как инструмент обучения бактериальной колонии. Понимаю, как это звучит, но… Он работал уединенно, без свидетелей. Мы получали лишь готовый препарат. Пока он возился с ним, он почти не спал, был странно, маниакально активен – и сутками не поднимался с постели, когда искру увозили или прогресс буксовал из-за пересмотра расчетов. Сначала мы подозревали гиперкомпенсацию, психиатрию, даже опухоль. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что чередование мании с депрессией больше всего напоминало биполярку. Но диагноза так и не поставили.

Ольга мотнула головой:

– Вам не кажется, что в вашем рассказе очень много предвзятости и не хватает деталей? С чего это Пройсс решил использовать атрибут, если до этого с ним не работал? Откуда он вообще узнал, что делает искра?

– От госпожи-старшего-председателя, – сказала Ариадна.

Взгляды присутствующих вновь переметнулись к ней.

– Если качественное изменение личности Пройсса произошло до того, как он стал работать с искрой из лабиринта, значит госпожа-старший-председатель показала ему искру, принадлежащую Эс-Эйту.

– Не поняла, – сощурилась Ольга. – У Эс-Эйта есть собственная искра? Тогда какого черта мы им возим свою?

– Дедал передал одну из искр госпоже-старшему-председателю в качестве своего вклада в «Палладиум Эс-Эйт». Их искра является частью другого проекта, «Ядра-тау», из которого ее невозможно изъять и использовать отдельно. Но, вероятно, можно наблюдать.

– Это ты тоже на конференции узнала?!

Ариадна даже не взглянула в Ольгину сторону:

– Вы подтверждаете качественное изменение личности? Вы знаете, что́ это значит в случае с искрой?

Мерит Кречет нахмурилась, но промолчала.

– Вынужден согласиться с госпожой Дедал, – неожиданно вступил Роман Гёте. – Без привязки к анамнезу ты звучишь слишком предвзято. Понимаю, клуб печальной солидарности родителей, переживших своих детей, но…

– Роман! – вмешался Лак Бернкастель. – Это как минимум манипуляция. Как максимум непрофессионализм.

Отец Кристы не изменился в лице, но воздух заискрился от невыполненных предписаний конфликтолога.

– У кого еще из команды за годы работы с