Веселовский пожал плечами. Он все рассматривал МашуВепренцеву, и даже какая-то удаль была у него в глазах, гордость, что ли?…

Все остальные потрясенно молчали.

Стас Головко медленно поднял обе руки, будто собиралсяпомолиться, и, застонав, закрыл ими лицо. Щеки у него были серыми. Маша никогдане видела раньше таких серых щек.

— Кстати, куда вы дели одежду, в которой… убивали? Кровибыло очень много, вы непременно должны были… должны были…

— Ну что ж ты? — спросил Веселовский насмешливо. — Илипотрохов не хватает? Да, крови было много, очень много, из него лило, как изсвиньи. Я даже удивился, что из него так лило! И он еще ползал по полу, потомучто не сразу умер! А я его убивал! А он ничего не мог со мной сделать, потомучто я сильнее и я боролся за свою жизнь! Он посмел мне угрожать, мол, убьетменя, если я не откажусь от своей любви. Как в той книжке!

Родионов вздрогнул. Ему вдруг стало плохо, нечем дышать, иперед глазами поплыло, словно после сильной физической нагрузки, но онсправился. Справился, потому что его вдруг взял за руку Сильвестр. Ручка егобыла узкая и холодная, испуганная и немножко скользкая, потому что именно в нейон держал пирог.

Родионов сдавил эту испуганную детскую ручку, и егочуть-чуть отпустило.

Стас хрипло крикнул и затряс головой. На него никто необратил внимания, даже мать, которая сильно побледнела и смотрела на Машунемигающими горящими, страшными глазами.

А Маша поняла, что задела Игоря за живое, на что она и нерассчитывала.

— Крови было много! — с удовольствием повторил Веселовский.— И я был весь в крови. Только я прихватил с собой сумку, в которой лежаликостюм и чистая рубаха, все наготове. А в дом я прошел через черный ход иподнялся наверх. Вошел в самую дальнюю комнату, не знал, чья она. Там сумкистояли. Я позвонил на мобильный Головко и сказал, где я. И этот козел пошел насобственную казнь. Когда он подох, мне нужно было помыться и переодеться. Яточно знал, что все эти идиоты-гости будут торчать в гостиной, потому что имобещали встречу с сильными мира сего! — Он закинул голову и засмеялся, от душизасмеялся. — Вы же не подозревали, что одного из них я уже прикончил! Прикончилсам, своими собственными руками. Вы все торчали внизу, а он уже к тому временидавно подох, как свинья! Свинья, которую я сам зарезал! Он хотел все у меняотнять, даже жизнь, а я его остановил! Я зашел в соседнюю комнату, принял душ ипереоделся. А грязное барахло запихал в сумку, только и всего! И опять черезчерный ход для прислуги ушел, только когда на первый этаж спускался, на васнаткнулся.

— Вы врете, — подумав, заявила бледная Маша Вепренцева, —когда мы вас встретили на лестнице, вы в руке держали только серебряный поднос,и все. Никакой сумки не было. Кстати, когда я вспомнила про поднос, то поняла,что официант мог быть замешан, потому что на таких серебряных подносах во всехкомнатах стоят вазы. Вы взяли поднос из комнаты.

— У-у ты какая! — радостно сказал Веселовский. — Как это ятебя не заметил, когда ты в комнату влезла! Лежала бы сейчас рядышком сдяденькой, и никто бы никогда… А сумку я, милая, в окошко вытолкнул. Изкоридора, там все окошки под глухую стену выходят. А потом по лестницеспустился, подобрал ее и в Днепр с обрыва кинул. И никто из вашей гребанойохраны не обратил на меня внимания! А я мимо всех прошел с этой сумкой! Но всемведь на официанта наплевать, да? Кто такой этот самый официант?! Разве же ончеловек?! Официант не может быть человеком, он же прислуга, собака последняя!Ну, тащит он сумку, да и хрен с ним! А я до Днепра дошел, камушков в неенавалил — и с обрыва бултых!…

— Как же вы успели сменить костюм?

— А ведь костюм я и не менял, я ведь сказал, что не люблючерные пиджаки, а отнюдь не брюки. Когда я приехал, то взял из машины сумку,засунул в нее черный смокинг и свой светлый пиджак. Пока шастал по участку сразведкой, меня никто не встретил, а если б встретил, я сказал бы, чтозаблудился. Посмотрел самый короткий путь к Днепру, потом вышел к бассейну. Тамуже никого не было, но я для порядка в кустах посидел. Пиджак оставил в крайнейраздевалке и пошел в дом. Далее известно: убил, вымылся, переоделся в смокингофицианта, с кровавым барахлом в окно и прочь из дома. Ну, а потом сбросилсумку в Днепр, добежал до раздевалки, переоделся. И обратно сюда. А уж когдапочтенная публика стала расходиться, я потихоньку отнес черный пиджак в машину.Ну и тут ты, Пуаро и Марпл в одном флаконе, труп нашла.

— А нож вы тоже в сумку бросили?

— Да что же я, дурак, что ли? — обиделся Веселовский. — Аесли бы ее на следующий день течением вынесло? Нож вы не найдете. Барахло субийством бы точно не связали, а нож — вполне могли связать. Надо же, у нихтолько что кандидата в президенты зарезали, почти на глазах у почтеннойпублики! — Он опять с удовольствием засмеялся. — Вот если бы не ты, паскуда!…

Про «паскуду» Маша не стала слушать и сказала:

— Головко надеялся вас подкупить или запугать. Он толькобыло поверил в то, что у сына все может быть, как… у нормальных людей. Девушка,свадьба, семья. Он Олесю готов был на руках носить, а тут вы появились, и всевернулось, и девушку Стас бросил. А вы обозлились. Никто не смеет отнимать увас вашу собственность! Никто не смеет угрожать вашей жизни.

— Вы все равно ничего не докажете, — заявил Веселовский,став равнодушным. — Ничего и никогда.

— Да мы и не станем, — холодно сказала Катерина Кольцова, ив гостиную вошли два охранника ее мужа. — Мы и без доказательств разберемся ужкак-нибудь.

И они «разобрались».

***

— Маша, где роман?!

Никакого ответа.

— Маша, где роман, я тебя спрашиваю?!

Молчание, и больше ничего.

— Маша!

— А? Вы меня зовете, Дмитрий Андреевич?

Она появилась на пороге — волосы причесаны идеально, в рукахежедневник и ручка. Для идеального образа идеальной секретарши не хватаеттолько очков. И как она успевает подхватить все свои причиндалы, чтобывыглядеть идеальной секретаршей всегда и во всем и при любых обстоятельствах!?Или она специально кладет их под дверь и хватает, как только он ее позовет?!

— Маш, где файлы последнего романа?

Она пожала плечами.

— Там же, где и были, Дмитрий Андреевич. У вас в компьютере.

— А почему они в компьютере, когда я тебя просил еще утромотправить их в издательство?!

— Я отправила, Дмитрий Андреевич, сразу же, как только вымне об этом сказали.

— А почему Марков мне звонит и говорит, что они ничего неполучили?!

Маша Вепренцева пожала плечами.