– Яшенька, – умилялся ОлегКонстантинович.

Зверек поднял голову и глянул на старика.

– Он вспомнил! – закричал генерал.

Я пошла к двери. Слава богу, что крольчонококазался понятливым, надо только будет предупредить его сына и невестку, а тозасмеют беднягу, или нет, лучше…

– Олег Константинович, только никому, ниодной душе не рассказывайте о воскрешении Яшки, а то мало ли…

– Нем, как могила, – пообещалстарик, – Евлампия Андреевна, а вы не дадите мне эти газетки почитать? Жена-покойницаверующая была, в церковь тайком бегала, по прежним годам-то не приветствоваласьвера в бога. А я, грешным делом, смеялся над ней, теперь вижу – все правда,умрем и воскреснем на Страшном суде.

Я понеслась домой и приволокла Костиному дедунесколько изданий. Надо же, как здорово вышло! Кажется, Олег Константиновичсовершенно счастлив!

Дети прикатили с речки около девяти инабросились на котлеты. Прощенный Рамик тоже получил хороший кус свежего мяса.

Порадовавшись еще немного, они полезли на чердаки загремели «военно-оперативной» связью.

Я вытянулась на белом диване, через час можнозагонять их в постель… И тут зазвонил телефон.

– Лампа, – прозвучал нервный голосРебекки, – я сейчас приду.

– Что-то случилось?

Но Бекки уже бросила трубку. Очень взволнованная,я вышла за ворота и побежала по тропинке. Навстречу торопилась Ребекка.

– Что произошло? – выкрикнула я.

Бекки оглянулась:

– Хорошо, что ты вышла, давай тут сядем.

Мы устроились на поваленной березе, и Ребеккасказала:

– Прошу тебя, не волнуйся, мне только чтозвонил Николя…

– Ну да? Адвокат пронес в тюрьму сотовый?

– Нет, он убежал.

– Как убежал? Из Бутырской тюрьмы? Но этоневозможно!

Бекки пожала плечами.

– Сказал, что сумел удрать, а как, неуточнил. Сейчас он прячется где-то.

– Ты уверена, что разговаривала сНиколаем?

– Конечно!

– Абсолютно?

– Да, он сказал: «Здравствуй, Плюшка!»Меня так в детстве звали за то, что я могла съесть целый противень свежихбулочек. Уже лет двадцать, как ко мне никто так не обращался. Я об этомпрозвище никому не рассказывала, потому что оно мне жутко не нравилось, я дажеплакала маленькая. Нет, это только Николя… И потом…

– Ну?

– Он сказал, что сумел удрать, потомзаявил: «Я ни в чем не виноват, ей-богу, просто жертва каких-то жуткихсовпадений, сам не пойму, как это получилось».

– Я знаю.

– Ты?!

– Потом, сначала ты расскажи.

– Он хочет уехать за границу. Проситпривезти его загранпаспорт, назначил встречу. Кстати, это еще однодоказательство, что я разговаривала с Николаем, хотя ни минуты не сомневалась идо этого. Он сообщил место, где хранится документ, в его кабинете на даче, исказал шифр замка сейфа.

– И до чего вы договорились?

– Он перезвонит на мобильный через час искажет, куда подъехать.

– А почему он сам не хочет заехать ивзять документы?

Бекки на меня вытаращила глаза:

– Но он не может! Боится всех, кромеменя, нас всегда связывала дружба, даже любовь. С Андре и Сержем у меня неслишком сложились отношения, но с Николя…

– Как же он улетит за рубеж? Небосьмилиция уже объявила тревогу!

– Понимаешь, он сказал, что в тюрьме егоеще долго не хватятся.

В этот момент раздалась бодрая трель.

– Да, – выкрикнула Бекки, –слушаю!

В мембране противно запищало.

– Извини, Лена, – пробормоталаРебекка, – я в ванной, перезвоню через час.

Воцарилась тишина. Мы сидели на березеобнявшись и ждали. Но, несмотря на тревожное ожидание, звонок застал насврасплох.

– Да, – заорала Ребекка, – этоя, да, говори, Николя, говори! Да, да, да…

– Ну что, что? – в нетерпениивыкрикнула я.

– В четыре утра на Боровском шоссе, таместь брошенный пионерский лагерь «Звездочка».

– Господи, как он туда доберется в этовремя?

– На своем джипе, естественно!

– А где он его взял?

– Автомобиль все время стоял у подъезданашей городской квартиры, честно говоря, про него забыли.

– Как же он добрался накануне своегоареста в Алябьево?

– На такси.

– Почему не на джипе?

– Все просто, он был у приятеля на днерождения, тот наш сосед живет в другом подъезде. Николя хотел выпить, вот и несел в джип.

– Странно как-то.

– Что?

– Зачем ехать посреди ночи на дачу, когдаможно переночевать в городе, без нервов!

– Ой, да какая разница! –отмахнулась Ребекка.

– Вот что, – сказала я, –слушай, поступим так…

На место встречи я прибыла загодя, примерно вполтретьего, и спрятала «Жигули» за одним из полуразрушенных домиков.Пионерский лагерь, наверное, принадлежал в свое время военной организации,потому что повсюду были натыканы стенды с полустертыми надписями: «Служба врядах Советской Армии – почетная обязанность» и «Умей защитить свою Родину».

Стояла темнота, самый страшный час суток,между волком и собакой. Говорят, именно в это время большинство людей покидаетэтот мир, но большинство и рождается около четырех утра.

Стараясь не клацать зубами, я хотела сначалазакурить, но потом передумала. Огонек сигареты виден издалека, да и дым можнопочуять.

Внезапно раздался грохот и показался свет фар.На площадку между домиками въехал «Рено Меган» Ребекки. Она припарковаласьвозле полуободранной статуи гипсового пионера с горном в руке и открыла дверь.Послышалась тихая музыка, потом четкий голос:

– В Москве четыре часа утра. На волнах«Русского радио» музыка театра и кино.

«А нам все равно, а нам все равно, твердоверим мы…» – понесся хрипловатый баритон Юрия Никулина.