— Сэр Томас, — повторил Олег злым шепотом. —Даже Пречистая Дева велела бы отступать. На черта ей дохлый рыцарь? С живым незнает, что делать! Твоя жизнь в самом деле ни черта не стоит, не спорю, но ктодовезет чашу в Британию? Мне она без надобности. И за кого тогда выдадутКрижину?

Томас растерянно смотрел то на калику, то на дрожащую ивыгибающуюся, как парус, дверь. Олег ухватил его за локоть и оттащил к окну.Томас выглянул, его отбросило, словно конь лягнул между глаз. Ночь темная, каксажа, освещенный конец веревки — такой тоненький! — растворяется в жуткойтьме уже через сажень. А внизу бездонная пропасть, несколько поверхов лететь доземли, где вместо травки улица вымощена плотно подогнанными каменными плитами,сам вчера восторгался, дурак.

Олег зло озирался, слыша тяжелый грохот. Засов со звономвылетел из петель, грохнулся на середину комнаты. Олег сорвал пояс, заставилТомаса взобраться на подоконник, быстро застегнул ремень на рыцаре, захватив иверевку.

— Быстро! — прошипел он. — Погибнем, как свеибез масла...

Томас смотрел в страшную тьму в страхе. Он и раньше стоял накраю пропасти, на той же башне Давида или на высокой стене Иерусалима, но былаярость штурма, ярость схватки, к тому же в солнечный день! Мышцы началипревращаться в воду, колени подогнулись, не выдерживая тяжести доспехов.

Олег торопил, пихал в спину:

— Быстрее!.. Да быстрее же!.. Выламывают двери!

— Сэр калика... А ты?

— Я следом!

Томас поспешно слез с подоконника, чувствуя, каквозвращается отвага и мужская сила:

— Сэр калика, я оскорблен! Долг любого воина, тем болеерыцаря, защищать мирных людей. А ты все-таки служитель культа, хоть и глубокопротивной мне веры...

Дверь тряслась, появилась щель, в которую можно былопросунуть палец, но тяжелый сундук уперся краем в выемку между досками пола,застрял, не давая двери распахнуться. В щель протискивались пальцы, шарили,пытаясь убрать помеху. Олег зарычал, сгреб Томаса в охапку:

— Сэр калика, — запротестовал Томас в великомнегодовании, — но как же ты?

Олег со злым стоном швырнул рыцаря в окно. Томас с ужасомощутил, что падает в черную бездну. Он судорожно ухватился за веревку, сзадистрашно рвануло за железный воротник — калика придержал, не дал обрушиться натонкую веревку со всего размаха... Последнее, что услышал, был треск досок,торжествующие вопли легионеров.

Он заскользил, подвешенный на поясе к тонкой нити, чтомелко-мелко дрожала, едва выдерживая его тяжесть. Толстые пальцы в железнойперчатке как намыленные скользили по гладкой веревке, та звенела как тугонатянутая тетива в механическом луке. Томасу стало дурно, едва вообразил, чтонить с треском лопается, а он, закованный в железо благородныйрыцарь-крестоносец, обрушивается с высоты пятого этажа на каменные плиты, гдехрястнется, как панцирный рак, расплескав мозги...

В страхе ухватился, потащил себя, двигаясь вдоль во тьменевидимой спасительной нити. Липкий и омерзительно едкий пот выжигал глаза, атут еще ужасная мысль как обухом шарахнула по голове: в ту ли сторонудвигается? Крутило, дергало... А надо спешить, тонкая веревка двоих невыдержит. Сэр калика уже отбивается от ворвавшихся в комнату легионеров! Егомогли ранить и даже убить, и все — по его вине!

Он взвыл от ужаса и бессилия благородного англа, чувствуясебя заблудившимся в ночи над улицей Константинополя, почти варварского, еслиравнять с Римом. Выгнул голову, стремясь увидеть стену дома, но металлическийворотник, охраняющий шею от ударов меча, не дал повернуться. Далеко внизупротопали каблучки, донесся игривый женский смешок, в ответ слышался басистыйхохот сытого ромея. Томаса раскачивало, в голове, как и в животе, булькало, онвдруг вообразил себя падающим с небес перед этими гуляющими по ночным улицамболванами, к горлу подкатила тошнота. Не выдержал, сблеванул, снизу все ещеслышался смешок, цокот каблучков, шуточки, и Томас из последних сил потащилсебя по веревке. Даже если промахнулся и прет обратно, то поможет доблестномусэру калике принять последний смертный бой, а не будет висеть на проклятойверевке, как глупая гусеница на чужой паутине!

Он шарахнулся о твердое. Пощупал, наткнулся на железныепрутья. Вывернулся, ухватился обеими руками за спасательное железо, которымромеи загораживают окна, а нога уже сама отыскала щель между каменными глыбами,из которых сложен дом. Сердце колотилось часто, лупило во всю мочь уже не вребра, а в железный панцирь. С той стороны железных прутьев, плотно прижатая кним, темнела толстая железная стрела-дротик, к которой и была привязана туго натянутаяверевка!

Томас всхлипнул от пережитого ужаса, вяло обругал калику,что не сказал, не предупредил: всю дорогу воображал, как наконечниквыдергивается из стены, и он, Томас Мальтон из Гисленда падает, как жаба,растопырив руки и ноги, прямо посреди улицы... Сдуру вообразил, что стреладолжна просто воткнуться, и не мог себе представить с какой жуткой силой надовоткнуть, чтобы выдержала вес тяжелого человека в полном рыцарском доспехе!

Внезапно веревка бурно затряслась. Из темноты вынырнулафигура калики, он бежал прямо по туго натянутой веревке, словно по бревну, лишьдвигался из стороны в сторону раскинутыми руками, где держал тяжелый топор итуго набитый мешок.

С разбега прыгнул на решетку, прильнул к ней на миг, топорблеснул и пропал в чехле, мешок оказался за плечами. Томас хотел расстегнутьпояс, прикрепляющий к веревке, но боялся отнять руки от решетки, отгонял самумысль, что он, мастер турнирных боев, висит на стене как мартовский кот науровне пятого этажа над вымощенной камнем улицей.

В руке калики мелькнул нож, веревка лопнула под лезвием иупала в темноте. С той стороны улицы раздался вопль, затем последовал тяжелыйудар внизу о камни, будто на каменные плиты уронили мешок с мокрой глиной.

— Что теперь — прошептал Томас затравленно. —Решетку грызть?

— Что нам делать в женской спальне? — скривилсяОлег. — Была бы дочь прокуратора, а то здесь его бабушка... Проще залезтьв окно ниже.

— Дочь прокуратора там?

— Постыдись, сэр Томас, тебя ждет Крижина. Знала быона, бедная, о чем ты сейчас мечтаешь!

Он исчез в темноте, снизу донесся скрип, словно отскребывалиржавчину. Следом послышался раздраженный шепот:

— Сэр Томас, не спи. Кончай мечтать о дочерипрокуратора!

Томас висел на кончиках пальцев рук и ног, изображая паука,в панцире было жарко как в адовой печи, руки и ноги тряслись, онемевшие пальцыразжимались. Из темноты снизу неожиданно вынырнула крючковатая лапа, ухватилаТомаса за ногу. Томас едва не сорвался, запаниковав, кое-как сполз,поддерживаемый снизу. Калика был уже на подоконнике, он перехватил рыцаря запояс, протащил скрежеща железом по железу, сквозь разрушенную решетку: осталисьнетронутыми лишь верхний и нижний продольные горизонтальные прутья, авертикальные либо исчезли, либо чудовищно выгнуты в стороны.